Кочевая кровь - Геннадий Сорокин

– Я все про вас знаю, – заученно повторил он. – Она вышла от тебя в три часа ночи и уехала на «Жигулях» бежевого цвета. Потом Наташа засыпала прямо за свадебным столом. Все гости не могли понять, что с ней такое, но я-то знал, почему у нее глаза закрываются. По твоей вине у нас не было первой брачной ночи – невеста после банкета спала мертвецким сном. Дошла до кровати и вырубилась, словно из забоя вернулась.

– Она вырубилась, а ты после ночи, проведенной на улице, был бодр и весел? Дай-ка вспомнить тот день… Холодно было, конец октября. Лужи замерзли, в воздухе кружили редкие снежинки… Наталья пробыла у меня часов шесть-семь. Ты чем все это время занимался? В окна мои заглядывал? Как ты на таком холоде воспаление легких не заработал? В подъезд заходил, грелся или у тебя с собой бутылочка была? Прошелся от угла до угла, хлебнул из горлышка, по-думал о невесте, которая в этот момент стонет от наслаждения в руках другого мужика… Скажи мне, ты на свадьбе чувствовал на ее губах тепло моих губ? Посмотри мне в глаза и скажи, там, посреди зала, когда вы обменялись кольцами и ты поцеловал ее, ты о чем думал? О том, как этими губами она меня ласкала? Ты тряпка, Леня, ты – чмо!

От возбуждения я заметался по комнате. Меркушин молча сидел, понурив голову.

– Леня, Леня, что же ты за человек! – всплеснул я руками. – Перед самой свадьбой тебе наплевали в душу, а ты облизнулся и сделал вид, что ничего не произошло. Скажи, почему ты не врезал Наташке прямо там, в ЗАГСе? Чего ты побоялся: статьи, зоны? Плюнул бы на все, размахнулся и как дал ей по уху, чтобы летела через весь зал вверх тормашками. Как закричал бы: «Сволочь, проститутка!» Или тебе жалко ее было? Но честь-то дороже. Боишься кулаки в ход пускать, так букетом бы ее по морде отхлестал. Пускай бы она на своей свадьбе дурой была, а не ты.

Я остановился напротив Меркушина, уперев руки в боки.

– Леня, коли ты не устроил скандал на свадьбе, то засунь свои обвинения себе в задницу и иди отсюда вон! После вашей женитьбы у меня с Натальей ничего не было, так что если видишь в зеркале рога, то это вопрос не ко мне.

Я закурил, сел на кровать, откинулся на стену.

«Первый раунд за мной, – рассматривая поверженного Меркушина, решил я. – Теперь приступим ко второй части марлезонского балета».

– Зачем мне было портить свадьбу? – тихо сказал Леонид. – Я с самого начала знал, что Наташа не любит меня. Единственный человек, которого она любила, а может быть, и до сих пор любит, – это ты. Ты всегда был занозой в наших отношениях.

– Но-но, не путай причину и следствие! – возразил я. – Мы расстались, и расстались навсегда, до того, как вы познакомились. Представь разломанный надвое кусок хлеба: как ты ни складывай половинки, они больше не срастутся.

– Я тоже ей не пара, – спокойно, словно констатируя общеизвестный факт, заметил он. – Мы могли бы быть хорошими мужем и женой, если бы не копались в своих чувствах, а поступали как все, но как у всех у нас не получилось. Ты, насмехаясь надо мной, сказал, что наплевал мне в душу, но это не так. Наплевать можно в чувства, а у меня их к Наташе не было. Я думал, что были, но ошибался. Мое влечение к ней – это не любовь, а так себе, фикция, туман над озером. Наступил солнечный день, и туман рассеялся. Ты плюнул мне в душу, а попал в пустоту. Промах! Досадный промах и у тебя, и у меня.

– Господи, объясни мне, дураку, зачем ты на ней женился, если не любил ее?

– Я думал, мы будем жить как все, а все живут без любви: жены при первой же возможности изменяют мужьям, варят борщи на кухне, воспитывают детей, а мужики гуляют на стороне и пьют оттого, что жизнь не сложилась.

– Зря ты так обобщаешь! При всем моем неоднозначном отношении к родителям, я уверен, что моя мать не изменяла моему отцу. Да и он не гулена.

– Можно подумать, что твоя мама станет тебе рассказывать, как и что у нее по молодости было. К сорока годам все успокаиваются, а когда кровь кипит, когда хочется проверить ощущения и есть возможность согрешить, тогда супружеская верность уходит на второй план. Чужая душа – потемки. Я бы ни за кого гарантии не дал.

– Оставь в покое чужие души и расскажи про свою: ты же выговориться пришел, а не мои оскорбительные монологи выслушивать.

– Все было «до» и было «после». Когда меня познакомили с Наташей, я понял, что она подыскивает себе мужа: годы подошли, ребеночка захотелось. Какая там любовь! Ей был нужен муж, а мне – жена. При таком раскладе зачем в ЗАГСе кулаками махать? Не с тобой изменит, так с другим. Не сейчас, так потом. Погоди немного: родит Наташа, окрепнет, отправит ребеночка в детский сад и начнет искать развлечений. Так все живут, и ты так будешь жить, когда женишься.

– Во, видел? – я показал Меркушину неприличный жест. – Меня с собой не равняй. Я живу и буду жить по своим законам. Что для тебя норма, то для меня – условность, а я враг условностей, я презираю их. Я жил с Наташкой, жил с ее сестрой, и я любил их: вначале одну, потом другую, и я был искренен в своих чувствах. Другое дело, что у меня ветер в голове и я подчас сам не пойму, чего хочу. Наталья быстрее меня поняла, что я не успокоился и все еще чего-то ищу. Поняла и показала мне на дверь. Все, это был конец: хлеб разломился, крошки упали на пол, мышки крошки съели – любовь прошла, и нам незачем больше встречаться. В одну реку дважды не входят. Оставь, Леня, дурные мысли. Быть может, Наталья не любит тебя, но она порядочная женщина, в трудную минуту мужа не бросит.

– Вернись к ней, так будет лучше для нас для всех, – предложил Меркушин.

– Отличная мысль, Леонид! Ты сам до этого додумался или подсказал кто? Давай отбросим в сторону все, что я говорил о себе и о Наталье. Предположим, что с первого раза до тебя не дошло, что мы расстались раз и навсегда. Давай посмотрим на твое предложение с другой стороны, с житейской: я возвращаюсь к Наталье, и она с распростертыми объятьями принимает меня назад. Проходит два месяца, и в нашей семье появляется ребеночек. Твой ребенок, Леня, не мой! Я что, должен до старости твоего отпрыска воспитывать? Даю тебе твердую гарантию: я в состоянии наштамповать своих собственных детей столько, сколько захочу. Зачем мне твое дите, не подскажешь?

– Женятся же люди на женщинах с детьми, – не-уверенно возразил он.

– Женятся, спору нет! – вскочил я с кровати. – Но женятся либо в силу обстоятельств, либо по большой любви. Я тебе весь день талдычу, что я не люблю Наташку, а ты, как вижу, не хочешь этого понять! Я не вернусь к ней, я не хочу наступать на грабли, которые уже били меня в лоб! Синусоида сделала изгиб, поезд ушел, обратный реверс в локомотиве не работает. Ребеночек уже зачат, он уже ножками ей в живот стучит, наружу просится, а ты предлагаешь мне ему отцом быть? Леня, ты же инертный, как амеба, что тебя в браке не устраивает? В цыганку влюбился? Пройдет. Очень скоро пройдет.

– Я не вернусь к Наташе, – безапелляционным тоном заявил он.

– Молодец! Ты поступаешь как настоящий мужчина – не оставляешь беременную женщину одну, меня к ней посылаешь. Разуй глаза и посмотри вокруг! Ты что, собрался на малолетней маагутке жениться? Ты, Леня, идиот, каких свет не видывал. Ты и Айгюль – антиподы, вам никогда не быть вместе. Даже если сейчас между вами полыхает самая пылкая любовь на свете, она погаснет, как только наступит праздник весны и твою возлюбленную насильно выдадут замуж. Ты знаешь, в чем суть праздника весны? Ты знаешь, что означают слова «романипэ» и «карабут»? Куда ты суешься, Леня? В Средневековье? На что ты рассчитываешь?