Чаша страдания - Владимир Голяховский

Зика лихорадочно думал: воевать с гестаповцами в их лагере равносильно самоубийству; его собственная задача — выжить во что бы то ни стало: он обещал это себе и своей невесте Лене. Выжить… Но не в натуре смелого и решительного Зики было пятиться назад и показывать свою слабость. Он думал.

Градовский и Дережинский смотрели на него и ждали ответа. Потом Градовский протянул ему листок бумаги:

— Смотри, что я написал, это наше завещание. Я зарою его в пепле, и когда-нибудь кто-нибудь это найдет и прочтет.

Некоторые из заключенных обязательно хотели оставить после себя записанные ими горькие и жуткие впечатления о лагерном существовании, они тайком клали записки в ямы с пеплом от трупов. Зика взял исписанный мелким почерком листок и прочитал послание на идиш: «Дорогой следопыт, ищите везде. На каждом клочке площади. Лежат там (закопаны) десятки моих и других документов, которые прольют свет на все, что здесь происходило и случилось. Также зубов здесь много закопано. Это мы, рабочие команды, нарочно рассыпали, сколько только можно было по площади, чтобы мир нашел живые следы миллионов убитых. Мы сами не надеемся дожить до момента свободы. Несмотря на хорошие известия, которые прорываются к нам, мы видим, что мир дает варварам возможность без оглядки уничтожать, а в конце концов и вырвать с корнем остатки еврейского народа. Получается, что союзные государства, несущие мир, как будто довольны нашей страшной участью. Перед нашими глазами погибают теперь десятки тысяч евреев из Венгрии, Чехии и Словакии. Евреи эти, наверное, могли бы достигнуть свободы. Где только к варварам ни приближается опасность, и они понимают, что должны будут уйти, там они забирают остатки евреев и привозят их в Биркенау-Освенцим или Штутгоф около Данцига.

Мы, „зондеркоммандо“, уже давно хотели покончить с нашей страшной работой, совершаемой под страхом смерти. Мы хотели сделать большое дело. Но люди из лагеря, часть евреев, русских и поляков, всеми силами удерживали нас и принудили отложить срок восстания. День близок — может быть, это случится сегодня или завтра. Я пишу эти строки в момент величайшей опасности. Пусть будущее произнесет над нами приговор на основании моих записок, и пусть мир видит в них каплю, минимум того страшного трагического света смерти, в котором мы жили»[27].

Зика прочитал, закрыл глаза рукой. Градовский и Дережинский смотрели на него и ждали ответа. Потом сказали:

— Зика, нам все равно здесь не выжить. Скоро всю нашу команду запихнут в газовые камеры, как делали со всеми другими. Подумай, Зика, не лучше ли нам умереть с боем?

Он подумал: они правы. Не мог он, не мог предать своих, не мог отделиться от них в такой решительный момент.

— Я пойду с вами.

* * *

В лагере служили шесть тысяч солдат и офицеров СС. Каждодневной работы по уничтожению сотен и тысяч заключенных у них было много. Но после работы они любили собираться, выпивать, веселиться и заниматься любовью с сотрудницами-немками. Их жизнь проходила совсем не плохо.

Лейтенант СС Карл Хекер прибыл на место назначения в лагерь уничтожения Освенцим-Биркенау 21 июня 1944 года и приступил к исполнению обязанностей адъютанта у коменданта лагеря, полковника Рихарда Баера. Как раз на другой день в лагерь прибыл состав с 750 евреями из Венгрии, из них для работы отобрали 21 мужчину и 12 женщин, остальных, включая детей, немедленно отправили на смерть в газовые камеры. Отравление в камерах работало безотказно, но в то лето из Венгрии прибывало так много евреев, что крематории сломались от перегрузки, поэтому тела сжигали прямо в открытых ямах, которые заключенные рыли рядом.

Хекер был искусным фотографом-любителем и делал много снимков из жизни комендатуры лагеря. Вот они собрались большой толпой — офицеры и солдаты, расстегнули мундиры и что-то весело поют под аккомпанемент аккордеониста. На другом снимке офицеры и девушки — секретарши и машинистки, укрыв ноги пледами, развалились в шезлонгах и наслаждаются теплом солнца под окнами одного из бараков. На третьем снимке они, возбужденные и радостные, стоят на деревянном мосту, с ними аккордеонист, все веселятся и пританцовывают. Еще на одном снимке те же девушки, в белых блузках с короткими рукавами, сидят на перилах моста и едят из чашек ягоды. И дом коменданта тоже был на фотографиях. Дом стоит близко к баракам, перед ним раскинулся небольшой сад, а сразу за садом — крематорий с двумя печами. На фотографии жена коменданта, полковника СС Рихарда Баера, красиво одетая и элегантно причесанная, с двумя сыновьями-подростками, окапывает грядки с клубникой. Фоном для них служат дымящиеся трубы крематория. Так и кажется, что едкий дым сжигаемых тел должен чувствоваться в саду почти постоянно, но фрау Баер и ее сыновья привыкли к нему и не обращали внимания.

Эти фотографии изображали офицеров и служащих Освенцима как обычных людей с их обычными каждодневными радостями жизни. Они и были обычными. Только в одном была разница — так весело и удобно они жили, отдыхая после каждодневных убийств тысяч людей. Но этого на снимках Хекера не было. До кануна нового, 1945 года он сделал 116 снимков, последний показывает милую сценку: Хекер зажигает свечки на рождественской елке, а вокруг стоят симпатичные немецкие девушки в форме — специалистки по коммуникациям, секретарши, машинистки. Все улыбаются, едят сладкие пироги и поют.

* * *

Идея восстания появилась, когда немцы немного ослабили режим, чувствуя близкое поражение в войне. Но Зика Глик понимал, что все равно восстание — это безумный порыв отчаявшихся бесправных жертв. Шесть тысяч эсэсовцев легко перестреляют горсточку восставших. А с ними погибнут еще тысячи узников в назидание. Но отговаривать Градовского и Дережинского бесполезно, они уже заразились этой идеей и составили план восстания. Было решено начать ранним утром, перед отправлением первой партии заключенных в газовую камеру. Они взорвут один из пяти крематориев — на все пять не хватало взрывчатки. Взрывчатку и так копили уже несколько недель: при лагере работала вспомогательная оружейная фабрика, там начиняли порохом гильзы орудийных снарядов и закладывали взрывчатку в гранаты. Работали там только женщины-польки. Несколько из них были посвящены в план восстания — Ала Гартнер, Роза Робота и еще три женщины. Ала крала небольшими порциями взрывчатку, Роза и другие прятали в складки своих роб щепотки пороха. Все это они тайком передавали Градовскому и Дережинскому, когда их отдельными партиями водили в отведенный для большой уборной барак. Там при смене мужской и женской группы можно было встретиться и коротко переговорить.

План был такой: взрыв вызовет тревогу охраны, прибегут солдаты. Тогда засевшие в засаде стрелки обстреляют их. Для этого у них было шестнадцать пистолетов. Этого мало — стрелять надо точно. Отобрали тех, кто имел опыт в стрельбе. Зика в юности был метким стрелком, ему выдали пистолет. Оружие хранили в ямах под спальными нарами. Сразу надо убить нескольких немцев и быстро завладеть их оружием. Тогда к шестнадцати стрелкам прибавятся еще столько же или больше. Но даже если им удастся убить десятка два-три немцев, все равно их набегут сотни. Тогда надо отходить за лагерь, постараться скрыться в лесу. У нескольких повстанцев имелись кусачки для перекусывания колючей проволоки. Отстреливаясь, можно добежать до леса за десять-пятнадцать минут. Потери будут большие, кто останется в живых — неизвестно. Тем, кому удастся скрыться в лесу, придется прятаться. Углубиться в лес необходимо как можно быстрей.