Мертвые возвращаются?.. - Тана Френч

— Ни черта, — ответила я. — Тот день вообще не помню, да и предыдущие — как-то смутно. Думала, копы вам сказали.

— Сказать-то сказали, только ведь это еще ничего не значит. У тебя могли быть собственные причины дать им такое объяснение.

Я сделала вид, что не понимаю.

— Например?

— Ну, не знаю. — Дэниел осторожно поставил кофейник на плиту. — Если ты что-нибудь вспомнишь и будешь сомневаться, стоит ли идти в полицию, посоветуйся прежде со мной или Эбби. Договорились?

Скрестив ноги, он медленно потягивал кофе и буравил меня взглядом. До меня начало доходить, что имел в виду Фрэнк, когда говорил, что эти четверо как партизаны — многого из них не вытащишь. Лицо сидевшего напротив парня могло принадлежать как человеку, только что пришедшему с хоровых распевок, так и тому, кто лишь пару минут назад зарубил топором дюжину сирот.

— Конечно, не вопрос, — услышала я свой голос. — Помню только, как во вторник вечером пришла домой из колледжа, а потом обнаружила, что лежу чуть живая и блюю в больничное судно. Так я и сказала полиции.

— Гм… — Дэниел подвинул пепельницу на мою сторону стола. — Память — странная штука. Давай сделаем так: если ты…

В этот миг на лестнице раздалось цоканье каблучков Эбби. Она все еще напевала себе под нос. Покачав головой, Дэниел поднялся и похлопал себя по карманам, будто что-то искал.

С верхних ступеней лестницы мне было видно, как Дэниел лихо промчался по подъездной дороге и машина растворилась среди вишневых деревьев. Убедившись, что все уехали, я заперла дверь и пару секунд стояла в холле, прислушиваясь к тишине пустого дома. За дверью, на улице, ветер гнал по земле песок, а мне нужно было подумать о том, что делать дальше.

Я присела на одну из нижних ступенек. Ковер с лестницы убрали, но дальше этого дело не сдвинулось — ступени пересекала посередине широкая полоса, грязная и стертая, оставленная ногами многих поколений. Я прислонилась к опоре лестницы, чуть повертелась, чтобы было удобней спине, и мысленно вернулась к дневнику.

Будь он спрятан в комнате Лекси, парни из бюро нашли бы его. Следовательно, дневник либо в других помещениях, либо где-то в саду. Что он скрывает в себе такого, что Лекси прятала его от лучших друзей? Вспомнились слова Фрэнка: «Она умела хранить секреты даже от друзей».

Оставался еще и такой вариант: Лекси держала дневник при себе, он лежал в кармане, когда ее убили, и убийца его забран. Если ему был нужен дневник, становилось понятно, зачем понадобилось идти на риск, оттаскивать ее в укрытие и обыскивать в темноте под дождем окровавленное тело, выворачивать карманы.

Подобное предположение вполне соответствовало тому, что я знала о Лекси — ее скрытности, — но тогда, если подходить с практической стороны, чтобы помещаться в кармане, дневник должен быть довольно мал, а еще ей пришлось бы вытаскивать его всякий раз при переодевании. Гораздо проще и безопаснее подыскать тайник. Некое укромное местечко, в котором дневник был бы защищен от дождя и посторонних глаз; столь укромное, чтобы о нем не знали четверо eе соседей; такое, куда можно было добраться, не привлекая внимания, в любое удобное время. И тайник этот определенно находился не в ее комнате.

На нижнем этаже располагалась уборная, на втором — ванная. Для начала я решила проверить сортир — размером с платяной шкаф, — но, заглянув в сливной бачок и ничего там не обнаружив, поняла, что исчерпала все возможные варианты поиска. А вот ванная комната занимала несравнимо больше места: на полу — кафель 1930-х годов, с черно-белым фризом, ванна с отбитой эмалью, обычные прозрачные окна со старыми тюлевыми занавесками. Дверь запиралась изнутри.

Ни в бачке, ни рядом с ним я ничего не нашла. Усевшись на пол, потянула на себя деревянную панель, прикрывавшую ванну сбоку. Та поддалась с легким скрипом, который можно без труда заглушить шумом смываемого унитаза. Моему взору предстали: мышиный помет, многолетняя паутина, толстый слой пыли и грязи… и маленькая красная записная книжка, задвинутая в самый угол.

У меня перехватило дыхание. Не скажу, чтобы я уж очень сильно обрадовалась, — слишком легко я обнаружила тайник Лекси. Казалось, весь дом сжался за моей спиной, склонился над моим плечом и смотрит, смотрит…

Сходив к себе в комнату — то есть в комнату Лекси, — я надела перчатки и вооружилась пилочкой для ногтей. Вернувшись в ванную, села на пол и осторожно, придерживая за края, вытащила записную книжку. Пролистала, используя пилочку. Рано или поздно бюро пожелает снять с дневника отпечатки пальцев.

Я надеялась, что это будет полноценный дневник, с сокровенными тайнами и пространными излияниями чувств. Если бы! Обычный ежедневник: красный переплет из искусственной кожи, на каждый день — по странице. Первые несколько месяцев — сплошные памятки вроде: салат, суп, соль с чесноком; 11 ч. занятия, ауд. 3017; оплатить электр.; попросить у Д. книгу. Ничего особенного, обычная ерунда, читая которую мне становилось все больше не по себе. Конечно, детективам постоянно приходится вторгаться в чужую личную жизнь — самыми различными способами. Да, я спала в постели Лекси, носила ее одежду, но… это была ее, Лекси, повседневная частная жизнь, копаться в которой я не имела права.

Впрочем, в последние дни марта кое-что изменилось. Списки необходимых покупок и расписания занятий исчезли, страницы, одна за другой, оставались незаполненными. В этот период в дневнике появились лишь три короткие записи — почерк небрежный, быстрый. 31 марта: 10:30 Н. 5 апреля: 11:30 Н. 11-е, за два дня до ее смерти: 11 Н.

Никаких Н. в январе и феврале; никакого упоминания об Н. до конца марта. Список ее БЗ был не таким уж и длинным, и, насколько я помнила, ни одно имя в нем с Н не начиналось. Прозвище? Место? Название кафе? Кто-то из ее прежней жизни, как и предполагал Фрэнк, возникает из ниоткуда и начисто стирает весь ее мир?

Теми же торопливыми каракулями в последние два дня жизни Лекси в ее записную книжку был внесен перечень букв и цифр: AMS 79, LHR 34, ED1 49, CDG 59, ALC 104. Что это? Результаты каких-нибудь игр? Денежные суммы, которые она заняла или ссудила? AMS похоже на инициалы Эбби — Абигайл Мэри Стоун, но вот прочие в ее БЗ не значились. Я долго смотрела на них, но ничего в голову не пришло — разве что сочетания этих букв и цифр походили на номерные знаки. Но с какой стати Лекси записывать номера машин? А если уж такое у нее было хобби, чего ради делать из него секрет чуть ли не государственной важности?

Никто ведь даже не заикнулся о том, что в последние недели она необычно вела себя или была чем-то встревожена. Все, с кем беседовали Фрэнк и Сэм, говорили, что все у нее было в порядке, выглядела она вполне довольной, такой, как обычно. Последние кадры домашнего видео были сняты за три дня до ее смерти: Лекси, вся в пыли, на голове — красный платок, спускается по лестнице с чердака, держа что-то в свободной руке. Чихая и смеясь, она говорит в объектив: «Нет, Раф, постой. Лучше посмотри, что я нашла! Это же — апчхи! — театральный бинокль и, похоже, перламутровый. Ну не чудо ли?» Что бы ни происходило в ее жизни, она умело это скрывала. Еще как умело!