Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение - Алексей Юрчак

Андрей, секретарь комитета комсомола одного из ленинградских НИИ, о котором речь шла выше, постепенно усвоил из опыта своей комсомольской деятельности, что множество «бессмысленных» бюрократических процедур, которые он терпеть не мог, но в которых был вынужден участвовать, в действительности несло и некий положительный смысл — в контексте этой бесконечной рутины, и даже благодаря ей, могло быть организовано и множество положительных и важных, с точки зрения Андрея, сторон советской жизни. В качестве примера он называет «особую этику» отношений, существовавшую в среде его молодых коллег, для которых важными ценностями были социальное обеспечение, бесплатное образование, поддержка молодежи в ее профессиональной деятельности и «вообще, вполне реальная забота о будущем». Андрей научился разделять комсомольскую деятельность, которую ему приходилось организовывать, на два типа. Первый тип деятельности можно было выполнять, не вдаваясь слишком подробно в ее буквальный смысл. Ее Андрей называл «чистой проформой» или «идеологической шелухой» и занимался ею формально, для отчетности. Второй тип деятельности был прямой противоположностью первого. Андрей называл его «работой со смыслом», считал по-настоящему важным и общественно полезным, проявлял повышенное внимание именно к его буквальному смыслу и занимался им с удовольствием и вполне творчески. Временами эта «работа со смыслом» совпадала с буквальным смыслом провозглашенных идеологических задач комсомольской организации, а временами нет.

«Чистая проформа» включала в себя рутинные задания, «спущенные» из райкома, формальные выступления на собраниях, проведение ленинских зачетов, всевозможные проверки, составление отчетов об этой деятельности и так далее. Эта работа ни у кого не вызывала особого энтузиазма и в принципе сводилась к воспроизводству формы авторитетного дискурса в отчетах и выступлениях, без особого внимания к констатирующему смыслу этих документов и практик. Однако неверно было бы рассматривать эту формальную деятельность как бессмыслицу. Скорее, она приобрела в повседневном существовании новое важное значение, заключавшееся в создании необходимого контекста, внутри которого могла формироваться иная, «нормальная» жизнь — то есть жизнь относительно свободная от идеологии и государственного контроля, которая при этом совсем не обязательно воспринималась как противопоставление социализму или государству.

На практике, чистая проформа и работа со смыслом создавали условия друг для друга, и подчас их было непросто разделить. Андрей, как и комсорг Маша из предыдущей части, прекрасно понимал, что заниматься работой со смыслом можно только при условии, что выполняется чистая проформа, то есть произносятся стандартные речи, распределяется полуфиктивная общественная нагрузка, составляются отчеты о непроведенных политинформациях, на собраниях звучат заранее подготовленные «спонтанные» реплики из зала, принимаются заранее подготовленные решения и тому подобное[89]. Андрей научился сводить чисто формальную деятельность до возможного минимума, так чтобы она продолжала создавать необходимые условия для занятий работой со смыслом, не отнимая при этом слишком много времени и сил.

Из вышесказанного следует двоякий вывод. С одной стороны, понимание Андреем задач и ценностей комсомольской организации подчас сильно отличалось от того смысла, который официально в них вкладывался. С другой стороны, то, что идеологическая деятельность Андрея приобретала новый неожиданный смысл, совсем не означало, что он саботировал коммунистические идеалы как таковые или отрицательно относился к Советскому государству. Напротив, как парадоксально это ни звучало бы сегодня, для Андрея «идеологическая шелуха» и «работа со смыслом» были двумя сторонами одной медали — вещами не просто неразделимыми, но взаимообразующими. Именно в совокупности чисто формального отношения к одному виду деятельности и увлеченного занятия другим и состоял, по мнению Андрея, непростой процесс диалектического развития — процесс, который, несмотря на обилие бюрократической шелухи и проформы, все же шел, по его тогдашнему мнению, более-менее верно, в соответствии с тем, что он считал положительными моральными принципами, и в сторону правильного будущего.

В чем же именно заключалась для Андрея «работа со смыслом» и как она велась? К этой работе, объясняет он, относились, в первую очередь, различные виды профессиональной и общественной деятельности. Например, «система наставничества», которую комитет комсомола НИИ организовал по инициативе Андрея:

К «работе со смыслом» также относилось регулярное проведение конкурсов профессионального мастерства среди разных категорий молодых сотрудников — рабочих, проектировщиков, инженеров, научных работников. Андрей участвовал в организации этих конкурсов с удовольствием, и они, по его словам, «вызывали большой интерес в институте» и «были полезны и по делу». Особым примером «работы со смыслом» для Андрея было создание музея, посвященного участию института в Великой Отечественной войне. Для этой задачи Андрей организовал группу молодых сотрудников, которые занимались сбором материала для музея, устройством экспозиций к праздникам и приглашением ветеранов института на встречи, где те рассказывали о фронтовом опыте, и так далее. «Иногда эти встречи были скучными, а иногда очень живыми и интересными», — вспоминает Андрей. Ему также нравилось решать социальные проблемы и организовывать то, что он называет «нормальной жизнью»: например, помогать молодым семьям устраивать детей в детские сады, организовывать работу молодежи института по благоустройству институтского пионерлагеря, проводить субботники по уборке территории института, подбирать людей для осенних поездок в подшефный колхоз для помощи в сборе овощей, проводить спортивные состязания среди молодых сотрудников института, устраивать празднования юбилеев, профессиональных праздников, Нового года, организовывать совместные походы, поэтические вечера, дискотеки и даже концерты любительских рок-групп.

Все это Андрей делал не просто как хороший организатор, а именно как секретарь комитета комсомола, оформляя эту деятельность в документах и отчетах как «комсомольско-молодежную работу» среди молодых сотрудников института и используя для нее ресурсы комсомола. Райком отметил эту деятельность Андрея несколькими почетными грамотами — «За активную работу по коммунистическому воспитанию молодежи» и «За успехи в комсомольско-молодежной работе». Этими грамотами Андрей искренне гордился. Когда он работал в институте, грамоты висели на стене комитета комсомола, а после его ухода из института, в конце 1980-х годов, он повесил их над письменным столом у себя дома, где они продолжали висеть в середине 1990-х годов (когда автор встречался с ним для интервью). Для Андрея эти грамоты были не пустыми идеологическими символами, полученными за никому не нужную деятельность, а знаками признания его организаторского таланта, творческих заслуг и искренней заботы об общем благе.