В стране бескрылых - Анна Соло

Внутри, как ни в чём не бывало, дрыхли, обнявшись, доходяга-маг и его ненормальная жёнушка. Оба безмятежно улыбались друг другу во сне. Полюбовавшись немного на эту сладкую парочку, Благослав хмыкнул и задёрнул полог: подумать только, когда-то он сам имел дурость подбивать клинья к Красе…

Отвернувшись, Благослав вдруг столкнулся взглядом с сидящим на пологе ухокрылом. Огромные глаза нелюдя смотрели насмешливо и недобро, а крыло свисало с дуги столь ловко, что длинные, острые когти указывали прямиком на открытую Благославову шею. И расстояние до них, надо сказать, было совсем не таким, чтобы счесть себя в безопасности. «Вот зараза», — буркнул Благослав себе под нос и поспешно соскочил на землю.

Несмотря на раннюю пору, в зверинце оказалось на редкость оживлённо. Сам князь в парадном облачении стоял на Девичьем крыльце (будто элорийского посла принимает, а не стадо вонючих ухокрылов), рядом с ним не менее торжественный братец Милош (бледный и помятый с дороги), сотник Брезень (морда хмурая, волнуется, как бы амир опять учебное поле не занял), прочие ближники (из постелей их вынули, а разбудить забыли). У окон в галереях, привлечённый небывалым зрелищем, толпился народ попроще, стражники и сенные девки (ну, этих хлебом не корми — дай глаза потаращить). А на площадке между прудиком и вольерами Ельмень под присмотром господина дэль Ари раздавал ухокрылам угощение. «Это правильно, — подумал Благослав, — они пока жрут, хоть не вопят все разом. Так, а где у нас Уська?»

Сестрица обнаружилась в вольере, вместе с папашиным ухокрылом. Её обручальный наряд был изрядно помят и засыпан соломой, глаза лихорадочно блестели. Рядом с ней, по другую сторону решётки, незаметной тенью притулился Гардемир.

Повозка с ухокрылом на пологе остановилась. Князь, внимательно оглядев её крылатого ездока, произнёс совершенно серьёзно и даже торжественно:

— Господин дэль Ари, передайте вождю крылатых, что я рад приветствовать его в землях людей. Я уже ознакомлен с причинами, по которым его отряд покинул Торм, и надеюсь, что вместе нам удастся уладить возникшее недоразумение.

Маг подошёл к повозке и принялся переводить слова князя на смешное ухокрылье наречие. Инукай что-то глухо проворчал в ответ. Услышав его, остальные крылатые разом насторожились, прекратили жевать и сгрудились вокруг повозки.

— Что-то не так? — тихо спросил князь.

Мерридин мягко отшагнул назад, не поворачиваясь к крылатым гостям спиной, и объяснил:

— Да простит меня светлый князь, вождь Инукай несколько… хм… резок в речах. Он говорит, что не испытывает никакой радости от посещения страны бескрылых, и предлагает как можно скорее обменяться пленниками. Однако в этом его можно понять, на протяжении многих поколений люди Торма враждуют с крылатым народом.

Князь молча кивнул. Не дожидаясь объяснений мага, Инукай перебрался поближе ко входу в возок, запустил внутрь крыло и, зацепив когтями сеть, потянул её наружу. За пологом вскрикнули, завозились. Через миг глазам всех собравшихся на дворе предстало содержимое сети: взъерошенная, заспанная, простоволосая женщина в пыльном и грязном кубельке.

— Да, — произнёс Радогост задумчиво, — вид весьма поучительный: рождённому на земле полёты не идут впрок. Но и рождённому летать не место на земле. Теперь выпустите ухокрыла.

Ельмень открыл замок, настежь распахнул дверь вольера. Ещё несколько мгновений Зирран, не веря собственному счастью, стоял посреди своей клетки, а потом двор крепости огласился громким, пронзительным воплем. Бывший пленник расправил крылья, взмыл в небо, и следом за ним поднялась на крыло вся ухокрылья стая.

Примечания:

*Фрагмент из главного священного текста, почитаемого народами тивердинской веры "Наставления Небесного Воина", раздел "О женщинах".

Особый дар

Только трое из толпящихся на дворе людей не стали провожать взглядами ухокрылий клан. Князь Радогост вместо этого сразу обернулся к магам. Те не теряли мгновений зря. Гардемир присел на лавочку, развернул на коленях берестушку и приготовился записывать. Господин дэль Ари достал из поясного кошеля деревянные щипчики и коробочку с прозрачным плоским кристаллом. Ухватив кристалл щипцами, он посмотрел сквозь камень на девушку в обручальном наряде и произнёс:

— Колодец высших сил — шестьдесят две части и угасает, колодец прямого знания — восемьдесят девять и угасает, колодец сотворения — девяносто три устойчиво, далее — норма.

— Не самый плохой расклад, — деловито заметил Гардемир. — Вторая?

Мерридин навёл свой кристалл на девушку в замурзанном кубельке.

— Колодец высших сил — девяносто четыре устойчиво, остальное норма.

— Прекрасно. Поспешим!

Гардемир сунул берестушку в кошель, схватил за руки обеих девушек и резво потащил их в сторону своего придела, к малому крыльцу. Мерридин проследовал за ним, не переставая смотреть сквозь кристалл. Только проходя мимо «ухокрыльей» повозки он чуть замедлил шаг и сказал одному из слуг:

— Любезный, проследите, чтобы господина Нортвуда отнесли в храм. Пусть его разместят в приделе Земных Вод.

Князь знаком приказал всем разойтись, а сам, стараясь не срываться на рысь, устремился вслед за магами. Обе девушки тянулись за Гардемиром, словно куклы, безвольно переставляя ноги. Мерридин шёл за ними по пятам и чётко проговаривал почти без остановки:

— Первая: высшие силы — сорок девять и угасает, прямое знание — восемьдесят и угасает, сотворение — восемьдесят девять и угасает, сердце — девяносто восемь, остальное — норма. Вторая: высшие силы — девяносто и угасает, прямое знание — девяносто пять стабильно, остальное — норма. Первая: высшие силы — сорок пять и угасает…

Двери на малом крыльце распахнули настежь, открытой ждала и зеркальная каморка. Затащив девушек внутрь, Гардемир заставил их взяться за руки и вместе прикоснуться к поверхности тивердинского стекла, а потом произнёс чётко, без торопливости:

— Луна уша, поарта луи Маэл, ынчидэ, лазац сэ ынторк сэ тяка карэ ну сэ скуфунда ши ну ардэ! *

На миг зеркало озарилось ярким светом полудня, раскидало по стенам радужные блики, а потом снова погасло. Каморка погрузилась в полумрак.

Едва опамятовавшись в собственном теле, Краса выдернула руку из ладони Услады, поднесла её глазам и воскликнула возмущённо:

— Фу, Уська! Всё в цыпках!

Услада моргнула, словно заворожённая, медленно подняла собственные руки, провела ладонями по щекам… На лице её по очереди отразились и радость, и волнение, и внезапное беспокойство.

— Прости, душечка, не о красе рук печься пришлось, — мягко ответила она подруге, а