Демоны вне расписания - Сергей Осипов

– А почему они вас просто не убили, когда поймали?

– Они пытались, Настя. Они пытались, – вздохнул Иннокентий. – И когда они уже перепробовали все на свете, у них остался один способ – повесить меня на стену, не кормить, не поить и ждать, что из этого получится. Они надеялись, что рано или поздно я все-таки сдохну. Но потом появилась ты, Настя, и прервала этот уникальный медицинский эксперимент. Давид Гарджели к тому времени уже умер – причем без моей помощи. Мишу Гарджели я видел только один раз, когда тот вступал в права наследства. Он спустился в подвал, посмотрел на меня, пометил в списке – полудохлый кровный враг, одна штука – и пошел дальше. А потом и он умер, и опять без моей помощи, – развел руками Иннокентий. – Так что счет в этой войне уже тридцать пять – ноль в мою пользу, но только они ведь грузинские князья, честь у них выше мозгов, и это значит, что теперь за мной будет гоняться этот очередной мальчик в бархатных штанишках… Еще один Давид, правильно?

– Правильно, – сказал Филипп Петрович.

– Минутку. – Настя задумчиво поковыряла верхушку торта. – Я только сейчас поняла… Он, – показывала Настя на Иннокентия, а обращалась к Филиппу Петровичу как к единственному вменяемому человеку за этим столом, – он что, считает себя бессмертным? Я правильно поняла?

– Это в некотором роде его фамилия, – усмехнулся Филипп Петрович.

– Как это?

– Настя, ты читала в детстве сказки про Кощея Бессмертного? Может быть, мультфильмы смотрела…

– Ну смотрела, ну и… Что?!

– Скажем так, – осторожно сформулировал Филипп Петрович, будто находился на судебном заседании по поводу чрезвычайно запутанного дела. – Эти произведения основаны на некоторых фактах из жизни… – Он кивнул на Иннокентия, а тот немедленно встрял с добавлениями:

– Кощей – это старое прозвище, не люблю, когда меня так называют. И еще вот эта история, где одно животное засовывают в другое, а другое потом в третье, а потом кладут все это в контейнер… Никакой моей смерти там нет, я сам проверял.

– Факты – это то, что он крал девушек из хороших семей, а потом вся их родня отправлялась его ловить, – уточнил Филипп Петрович.

– Иногда их и не надо было красть, они сами со мной убегали. Бывало и такое, причем очень часто. И насильно я никого не удерживал. Хочешь домой – поезжай домой. Но времена-то были дикие, у каждой девушки по сотне родственников, все они сразу бросаются мстить, вызывать на поединок… А поскольку убить меня невозможно, то приходилось убивать их всех. Испортил себе репутацию подчистую. В приличные дома уже и не приглашали…

Примечательно, что все это Иннокентий говорил без надрыва и без особых эмоций в голосе, как будто он рассказывал свою историю много-много раз, и хотя эта история не доставляла ему особого удовольствия, но другой истории он не знал, а потому раз за разом говорил об одном и том же.

Настя отставила чашку с остывшим чаем, откинулась на спинку стула и подумала, что все это довольно досадно. Вокруг сидят и приятно проводят время обычные люди, всякие там бухгалтеры, менеджеры, предприниматели, бандиты, шлюхи (хотя после краткого знакомства со Старыми Пряниками Настя с трудом представляла существование здесь бандитов и шлюх) и прочие достойные граждане. Сегодня они нормально проводят вечер, а завтра у них будет новый, абсолютно нормальный день.

Почему же тогда Настя вынуждена проводить время в компании шизофреника с манией величия (Кощей Бессмертный, конечно же, не Наполеон, но все-таки это из одной оперы)?

Почему она вынуждена думать о том, что ее ищет свора наемников, ищет за преступление, которого она не совершала (по крайней мере, она не помнит, чтобы его совершала)?

Почему она не уверена в своем прошлом и боится своего будущего (по сути дела, она боится и своего прошлого, потому что оно по непредсказуемости сродни минному полю – никогда не знаешь, сейчас под тобой рванет или двумя шагами позже)?

Почему она никак не может свернуть с той неверной колеи, куда заехала шестого сентября прошлого года на лихорадочно дрожавшем под ней мотоцикле? Она думала, что выбралась на нормальную дорогу, когда бежала по снегу из горящего коттеджа, оставив за спиной схлестнувшихся друг с другом Лизу, Иннокентия и Покровского, но оказалось, что она описала лишь круг и вернулась почти в то же самое место. Вот он, «бессмертный» Иннокентий, вот пульсирующий подарок от Лизы и Покровского под кожей, вот затерявшиеся где-то на краю вечности Старые Пряники, где Настя все равно не чувствует себя в безопасности (плакат с объявлением по-прежнему лежит на столе, напоминая, что безопасность – это чисто мифологическое понятие).

И еще этот Филипп Петрович, который невозмутимо сидит напротив и делает вид, что все так и должно быть. Он похож на опытного психотерапевта, который согласно кивает на любой бред пациента – лишь бы головой об стенку не бились и занавески не поджигали. Кощей Бессмертный. Чего только не…

– А что это за звуки такие странные? – спросила Настя. – Будто бы целая толпа сюда бежит…

– Пятьдесят тысяч евро – это немаленькая сумма, – рассудительно сказал Филипп Петрович за секунду до того, как ресторан перестал быть уютным, тихим и спокойным местом.

Наверное, в обычных обстоятельствах это вряд ли назвали бы толпой, но в не слишком просторном ресторане появление десятка серьезно настроенных мужчин производило впечатление массового нашествия. Тем более что эти быстро и сосредоточенно двигавшиеся фигуры появились с нескольких сторон – и через входную дверь, и со стороны кухни, и даже за спиной Насти, хотя там вроде бы никаких дверей не наблюдалось.

Никто не пытался их остановить, никто не осведомился о цели их прихода, все – и Настя в том числе – молча наблюдали, как они заполняют помещение ресторана, блокируют двери и окна. В конце концов они образовали некое построение, в центре которого неслучайно оказался столик Насти. В повисшей тишине проскрипела кожа ботинок, и возле Насти остановился коротко стриженный мужчина в камуфляжной куртке поверх черного свитера. Он холодно и пристально посмотрел на Настю, словно та была каким-то уродом, ошибочно выпущенным в мир людей и подлежащим насильственному возвращению в свою клетку. Закончив осмотр, он ткнул пальцем, едва не коснувшись Насте меж бровей, и сказал:

– Пошли.

Настя отвела голову назад, чтобы этот мерзкий чужой холодный палец не дай бог не коснулся ее и сказала первое, что пришло ей на ум:

– Пошел в жопу.

А потом произошло нечто такое, чего Настя просто не поняла. Наверное, все случилось слишком быстро, чтобы ее взгляд мог зафиксировать отдельные стадии происходящего, но, так или иначе, Настя моргнула, а когда ресницы ее разлепились, ситуация вокруг нее была совсем другой. Она была как солнце, вокруг которого планеты вдруг взяли и выстроились совершенно иначе.

Во-первых, один из этих ворвавшихся в ресторан парней лежал на полу, причем абсолютно непонятно было, что и когда с ним вдруг случилось.