Чистый грех - Сьюзен Джонсон
Шрифт:
Интервал:
— Лучше поздно, чем никогда, мистер Серр, — сказала Генриетта. Ее надутые губки избалованной девицы распустились в счастливую улыбку. — С удовольствием принимаю ваше приглашение.
Адам подставил ей свой локоть — как он подставлял его тысяче женщин на сотнях балов — и направился в бальную залу.
— Я скучала весь вечер, — защебетала Генриетта. — Это просто беда какая-то: дядя Гарольд вечно увлекает самых красивых кавалеров за карточный стол. Одни играют, другие смотрят, а танцевать совсем некому! Тетушка сердится, что он расстраивает бал, но ничего с ним поделать не может. Ах уж этот картеж!.. впрочем, я рада, что вы воротились и что вы наконец со мной!
В ее тоне звучали хозяйские нотки, и Адам насторожился: с этой юной прелестницей надобно быть начеку!
— Да, высокие ставки имеют свойство привлекать зрителей, — сказал он, ограничиваясь общим замечанием и никак не отзываясь на ее восторги по поводу их «воссоединения».
В прошлом месяце Моллина племянница сделала ему, что называется, открытую декларацию любви. Адаму это было некстати и не нужно, поэтому приходилось соблюдать предельную дипломатичность. С одной стороны, от молоденьких девственниц следовало держаться подальше, да и в постели от них чаще всего мало толку. С другой стороны, у данной молоденькой девственницы были такие прелестные влажные и задорные глазки, что впору нарушить старинный принцип и… Ну а в-третьих, нежелательно резко отвергнуть ее притязания, потому что дядя Генриетты был не только его приятелем, но и крайне влиятельным человеком в этой части штата. Вот и приходилось лавировать между противоречивыми влечениями.
Одна надежда — что все ограничится туром вальса и он сможет сразу же удрать к себе в гостиницу.
Через несколько мгновений они уже кружились по паркету бальной залы. Генриеттины голубые глазищи томно сверкали на него; время от времени она тяжко вздыхала — как оперная прима, томимая любовью.
— Вы замечательно танцуете, Адам. Вот так бы всю жизнь с вами и танцевала!
Кружась в вальсе, он прикидывал в голове, случайно ли то, что Фиски так настоятельно сводят его со своей романтически настроенной племянницей. Конечно, он женат. Но все вокруг знают, что брак неудачный. А теперь жена и вовсе бросила его. При том, что в Монтане развод — дело быстрое и относительно бесхлопотное, у Фисков могут быть весьма далеко идущие планы касательно своей племянницы и графа де Шастеллюкса… А стало быть, осторожность, и еще раз осторожность!
— Вы тоже прекрасно танцуете! — откликнулся он тоном старого дядюшки — любезно и вместе с тем без пыла. — Помнится, вы учились вальсировать в Чикаго?
— О да, дома в Чикаго, в школе, где я училась, был милейший учитель танцев. Он знал все наиновейшие фигуры. А где вы научились так божественно танцевать?
В парижском борделе пятнадцатилетним мальчишкой. И это было замечательное время. Да и учителя — точнее, учительницы — были милейшие. Главная преподавательница — Тереза, пухлявая крестьянская дочка из Прованса, — была на год старше него. Неделю они не расставались, исступленно изучая возможности своих юных тел. А в промежутках при каждой возможности плясали, плясали… Мадам за скромную плату отпускала Терезу в город, и молодые люди бегали в публичные танцевальные залы, открытые чуть ли не до утра. В тот год Париж был помешан на фламенко — и они снова и снова танцевали этот зажигательный танец под гром испанских гитар.
Но разве подобные воспоминания для Генриеттиных целомудренных ушек?
— Меня обучил старый венецианец, нанятый отцом во время нашего путешествия по Италии, — ответствовал Адам и почти не солгал. В конце концов, у него действительно когда-то был преподаватель-венецианец. — Старик занудливо строгий и требовательный.
— Ах, как это хорошо — путешествовать! — щебетала Генриетта. — Я только однажды была за границей, но теперь, когда я взрослая, мама возьмет меня с собой в Европу, чтобы представить при всех королевских дворах. Миссис Найт обещала познакомить меня с баронессой, которая поможет мне выйти в большой европейский свет.
Адам поглядывал на увитые живыми белыми розами большие часы над дверью. Половина второго. Господи, когда же закончится этот чертов вальс?
— О, вам непременно понравится двор императора Наполеона. Атмосфера там куда живее, чем при дворе королевы Виктории. К тому же в Париже немало американцев.
Что он утаил — так это то, что император Наполеон III не по доброй воле привечает богатых и вульгарных американских нуворишей типа родителей Генриетты. Старорежимные французские аристократы в большинстве своем игнорируют придворные балы — фыркают по поводу императора, которого они почитают выскочкой, смеются над потугами его супруги воссоздать блистательную придворную жизнь былых времен и называют нынешний двор дешевым театром.
— Ах, вы душка! Вы знаете буквально все! — воскликнула Генриетта, глядя на молодого человека с нескрываемым обожанием и в упоении тряся рыжеватыми кудряшками.
«Да, в глазах чикагской девицы я — ходячая энциклопедия!» — саркастически подумал Адам. Вслух он держался прежней умеренной любезности:
— Куда мне! Просто я немножко старше вас. И кое-что действительно повидал.
— Не огорчайтесь, что вы старше, — шепнула ему Генриетта. — Все девушки обожают джентльменов старше себя! Особенно, если джентльмен безумно красивый и опытный. — Тут она тихо хихикнула.
«О Господи! Убереги меня от глупых девственниц! Быть их учителем — скука смертная!»
Адам поспешил пресечь ее сползание к интимному шепоту.
— Не думаю, что ваша матушка, будь она здесь, одобрила бы ваши слова!
— Зато тетушка Молли полагает, что вы бесподобны!
Адам на этот счет был более циничен. Тетушка Молли, женщина практическая, бесподобным считает скорее его капитал, большая часть коего находится в банке ее мужа.
— Мы с вашей тетей добрые друзья, — сказал Адам, по мере сил незаметно отстраняясь от Генриеттиной полной груди, которая уже внаглую упиралась в его крахмальную манишку.
— А мы можем стать добрыми друзьями? — спросила девица, томно закатывая голубые глаза.
— К сожалению, завтра утром я уезжаю из Хелены, — сказал Адам, уклоняясь от прямого ответа. — Это был короткий деловой визит.
— Вы обратно на свое ранчо? Дядя Гарольд говорил, что как-нибудь этим летом непременно свозит меня в ваше имение. Я просто умираю от желания побывать у вас. По словам тетушки, ваш дом так хорош, что, будь он поближе к цивилизованному миру, в нем впору и королю жить! К тому же вы, по общему мнению, такой хозяин!.. Умоляю, дайте знать дяде Гарольду, когда вы будете дома, и мы непременно — о, непременно! — навестим вас. Будет так весело.
«Может, тебе и будет весело, — подумал Адам, — а уж мне точно нет!»
Из карточного зала он ушел так быстро потому, что хотел быть в номере — в надежде, что Флора придет сразу. Что она придет — в этом он не сомневался. Вопрос лишь когда. А вдруг прямо сейчас?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!