Дзэн и искусство ухода за мотоциклом - Роберт Пирсиг

Федр поговорил об этом с соседом, преподавателем психологии – учителем весьма изобретательным. Тот сказал:

– Ну да. Уничтожьте систему оценок – тогда и будет настоящее образование.

Федр задумался. Через пару недель одна очень способная студентка не смогла придумать тему своей курсовой работы, а он по-прежнему думал об оценках и потому задал ей это как тему. Ей сначала не понравилось, но она все же согласилась.

Через неделю она разговаривала об этом со всеми, а через две подготовила превосходную работу. Группа, перед которой она читала свой доклад, двух недель на размышление не имела, поэтому к самому замыслу отменить оценки отнеслась враждебно. Это ничуть не смутило студентку. В ее голосе зазвучало религиозное рвение – Федр давно такого не слышал. Она умоляла студентов выслушать, понять, что это правильно.

– Я говорю не для него, – она взглянула на Федра, – а для вас.

Ее мольба, ее религиозный пыл произвели на него большое впечатление – вкупе с тем, что по результатам вступительных экзаменов она попала в голову класса. В следующей четверти при изучении темы «Методы убеждения» он выбрал эту тему «образцом» – небольшим сочинением, которое писал сам, день за днем, прямо на занятиях и с помощью группы.

Федр взял образец, чтобы не болтать о принципах композиции, в которых сам глубоко сомневался. Казалось, честнее самому показывать ученикам пример – со всеми опасениями, тупиками и подчистками. Всяко лучше, чем тратить время на придирки к законченным студенческим работам или устраивать студентам турниры подражательства классикам. Теперь Федр развивал довод в пользу того, что следует уничтожить всю систему оценки знаний. А чтобы студенты на себе прочувствовали то, что слышат, он на эту четверть упразднил все оценки.

Прямо на вершинах хребта над нами уже виден снег. Хотя если пешком, до него много дней пути. На эти заснеженные скалы так просто не вскарабкаешься, особенно с тяжелым грузом, как у нас, а Крис еще не дорос до крючьев и веревок. Нам с ним надо перейти лесистый хребет, к которому мы приближаемся, войти в другое ущелье, дойти до конца и вернуться, поднимаясь вдоль хребта. Три дня трудного пути к снегу. Четыре дня – легкого. Если не вернемся через девять, ДеВиз начнет нас искать.

Мы останавливаемся отдохнуть и садимся под дерево, чтобы не опрокинуться под весом рюкзаков. Немного погодя достаю из-за плеча мачете – он в рюкзаке сверху – и протягиваю его Крису.

– Видишь вон две осины? Прямые такие? На краю? – показываю я. – Сруби где-то в футе от земли.

– Зачем?

– Пригодятся – будут палки для ходьбы и шесты для палатки.

Крис берет мачете, привстает, но усаживается снова.

– Лучше сам сруби, – говорит он.

Поэтому я беру мачете, иду и режу палки. Обе аккуратно срубаются одним ударом, остается лишь полоска коры, которую я рву тыльной стороной мачете. Наверху в скалах палки помогают держать равновесие, а тамошние сосны для палок не годятся; осины дорастают лишь досюда. Но я немного досадую: Крис отлынивает от работы. В горах это скверно.

Короткий отдых – и мы идем дальше. К такой поклаже надо привыкать постепенно. На всякий вес реагируешь отрицательно. Но дальше нагрузка станет естественнее…

На довод Федра в пользу отмены оценок почти все студенты отреагировали отрицательно или растерялись: с первого взгляда им показалось, что это уничтожит всю университетскую систему. Одна студентка ляпнула с невинной прямотой:

– Ну нельзя же не ставить оценок. Иначе мы здесь зачем?

Совершенная правда. Думать, будто большинство студентов посещают университет ради образования вне зависимости от оценок – легкое лицемерие, которое никому лучше не разоблачать. Кое-кто иногда в самом деле поступает ради образования, но в зубрежке и механике самого учебного заведения их идеализм вскоре притупляется.

Образец Федра пытался доказать, что упразднение оценок уничтожит это лицемерие. Федр описывал не общие места, а конкретную судьбу воображаемого студента, более или менее типичного для их колледжа: он заточен только для работы на оценку, а не на знание, кое оценка вроде как лишь представляет.

Такой студент, предполагалось в образце, придет на первое занятие, получит первое задание и, возможно, выполнит его по привычке. На второе и третье, вероятно, тоже придет. Но в конце концов новизна курса сотрется, студент не только академической жизнью живет, давление иных обязательств или желаний создаст обстоятельства, при которых очередное задание он рано или поздно не выполнит.

Оценок же не будет – значит не будет и наказания. Потом он потихоньку перестанет понимать лекции, что как-то отталкивались от выполненного задания, и это осложнение, в свою очередь, ослабит его интерес – до того, что следующее задание окажется совсем трудным, и его студент также не выполнит. И снова никакого наказания.

Со временем все более слабое понимание предмета приведет ко все большим трудностям в учебе. В конце концов студент поймет, что ничему толком не учится; и под непрерывным давлением внешних обстоятельств он учебу вообще прекратит. Ему будет стыдно, он перестанет ходить на занятия. И снова не понесет никакого наказания.

Что же произошло? Студент – без чужого злого умысла – сам взял и провалился. Отлично! Так и должно было случиться. Он же сюда шел не образование получать, а оценки, ему здесь нечего делать. Сэкономили много денег и усилий, клейма неудачи и прогула нет, остаток жизни мучиться он не будет. Не сожжено никаких мостов.

Величайшая проблема такого студента – рабская ментальность, встроенная годами кнуто-пряничной системы оценок, ментальность мула: «Если ты меня не отстегаешь, не буду работать». Его не отстегали. Он не работал. И телега цивилизации, которую он якобы обучался тянуть, просто скрипит себе дальше, только чуть медленнее без него.

Однако трагедия здесь – только если допускать, что телегу цивилизации, «систему», тянут мулы. Такова обыденная, профессиональная, «привязанная к месту» точка зрения; в Храме же иное отношение.

Храм полагает, что цивилизация, или «система», или «общество», или как угодно ее назови, лучше всего обслуживается не мулами, но свободными людьми. Цель упразднения оценок – не наказать мулов, не избавиться от них, а создать такую среду, где мул превратится в свободного человека.

Гипотетический студент, все еще мул, немного подержится на плаву. Получит какое-нибудь другое образование, столь же ценное, как и брошенное, в так называемой «трудной школе жизни». Не будет тратить деньги и время как мул с высоким статусом, а вынужден будет работать мулом с низким статусом – скажем, механиком. Хотя подлинный его статус повысится. Для разнообразия он будет делать что-то полезное. Вероятно – всю оставшуюся жизнь. Может, он нашел свой уровень. Только не стоит на это рассчитывать.

Со временем – через полгода, пять лет, все равно – скорее всего, что-то начнет меняться. Тупая повседневная работа в мастерской будет удовлетворять его все меньше. Его творческий разум был придушен в колледже избытком теории и оценок, теперь же скука мастерской его подстегнет. После тысяч часов разбора утомительнейших механических проблем он станет больше интересоваться конструкцией машины. Ему понравится конструировать машины самому. Он задумается, не заняться ли ему чем-нибудь получше. Попробует модифицировать пару машин, у него получится, он захочет еще большего успеха, но не сможет преодолеть запор, поскольку не хватит теоретической информации. Он поймет, что прежде чувствовал себя дураком, потому что теория его не интересовала, но теперь нашел область теории, которую очень уважает, а именно машиностроение.