Грязная война - Доминик Сильвен

– А может, ее уже и на свете нет.

По выражению лица Марса было видно, что такое предположение приходило ему в голову.

– Тот, кто с нами играет, вполне мог ее убить, – продолжил Саша. – Например, тот, кто убил Видаля.

– Да, похоже, – отважился вставить Менар. – Чтобы посеять панику, резня по возрастающей. У американцев есть на этот счет поговорка – when the shit hits the fan.Когда дерьмо…

– Выключи вентилятор, – перебил Марс. – Да, спасибо, Менар, мы в курсе. А Грасьен тем временем удвоил усилия. На меня давит высшее начальство, министр на проводе каждые пять минут, а если не он, то префект. Про прессу вообще молчу. На этот раз я обязан задержать тебя по-настоящему. Как будто ты невесть кто. Я просто бешусь.

– Не доставляйте им этого удовольствия, шеф. Саша достал из кармана куртки “Искусство войны”.

– Будет чем заняться на нарах.

– Твоя библия?

– В каком-то смысле. Вы читали?

– Очень давно. Ты молодец, что относишься ко всему философски. Что бы сказал Сунь-цзы обо всем этом?

– Ничего, – вставил Менар. – Иначе его книга называлась бы “Искусство грязной войны”. Другие времена, другие нравы.

Марс искоса глянул на него и похлопал Саша по руке:

– Грязная война или нет, но мы победим.

“Красавицы”, как никогда, напоминали святилище безмятежности в мире, ввергнутом в хаос.

– Вакханалия не прекращается, – констатировала Лола, разворачивая газету.

Со дня ее визита в угрозыск прошла неделя. Семь дней пресса вела шквальный огонь. Дело Видаля занимало первые полосы. А Антония Грасьен до сих пор не нашлась. “Где тело обворожительной супруги международного адвоката?” “Кто устранил жену гуру торговли оружием?”

Методы уголовного розыска разносили в пух и прах, тактику Марса высмеивали, имя Саша Дюгена смешивали с грязью. В интернете распространялись самые невероятные слухи. Какой-то проныра тайком снял Ингрид в “Калипсо”, стриптиз “бывшей любовницы продажного полицейского” приобретал популярность с космической скоростью.

Портье Энрике взял двух помощников. Каждый вечер возле кабаре собиралась возбужденная толпа. Все хотели присутствовать на выступлении Габриэллы Тайгер, она же Ингрид Дизель, “блондиночка-американка, погубившая майора уголовной полиции”. Тимоти Харлен пошел в контрнаступление с помощью друзей-журналистов, но конкуренция была жесткой. Ингрид выходила из дому только в темных очках и каштановом парике.

– Да уж, – заметил Максим. – Каждый счел своим долгом высказаться.

– Ну и бедлам! Как хорошо было во времена Леона Зитрона[31], трех каналов по телевизору и огромных компьютеров величиной с целую лабораторию.

– Да, Леон Зитрон был неплох, – кивнул Бартельми, хотя сам родился в эпоху спутникового телевидения.

Облокотившись на стойку, Ингрид машинально теребила соломинку в свежевыжатом апельсиновом соке. Ее печальное лицо было открытой книгой. Лола видела ее сочувствие Саша. Не проходило дня, чтобы она не задавалась вопросом, нельзя ли что-то предпринять, чтобы поправить дело. Но кроме как найти убийцу Видаля, разыскать живую Антонию, понять, в какие безумные игры играют Грасьен и Фабер, и взорвать серверы всей планеты, выхода Лола не видела.

Даже Зигмунд чувствовал накалившуюся атмосферу. Он слишком часто приносил Лоле сапоги, терся о ноги Ингрид, требуя скорее внимания, чем ласки, как будто хотел сказать: “Ну что же вы ничего не делаете?”

Далматинцу трудно будет снова привыкнуть к уютному кабинету своего хозяина-психоаналитика.

Лола глянула на часы: 11.52. Если мир сходит с ума, это еще не повод забывать о еде и выпивке. Она повернулась к доске, висевшей над кофеваркой: салат из эндивия с орехами, фаршированная цесарка в собственном соку, бретонский фар с черносливом.

– Я возьму меню дня, – сказала Лола Максиму и направилась к своему персональному столику. – Ну и само собой, кувшинчик вашего дивного вина.

С тех пор как с нее сняли ортопедический воротник, Лола чувствовала, как к ней возвращается жизнь. Конечно, оставалась еще повязка на левой руке, но зато она больше не походила на Эриха Штрогейма из фильма “Великая иллюзия”. Лола уселась за стол, расстелила на коленях белую салфетку и жестом пригласила Ингрид и Бартельми к ней присоединиться. Они повиновались, но, на ее взгляд, недостаточно быстро.

– Сделайте одолжение, ребята, возьмите себя в руки! Если все плохо, это еще не значит, что надо скатиться в пучину маразма. По крайней мере, одно совершенно ясно: хуже, чем сейчас, быть уже не может.

– Легко сказать, – возразила Ингрид, хрустя корочкой багета.

Хлоя принесла вожделенный кувшинчик и плошку крупных блестящих зеленых оливок. Экс-комиссар их обожала. Официантка наполнила стаканы всем троим. Ингрид хотела отказаться, но Лола возразила, что настало время произнести тост.

– За что?

– За мужество майора Дюгена, девочка. Правда, все сейчас перевернуто с ног на голову. Новая перспектива. Что ж, прекрасно. Что смотришь?

– Я не понимаю, о чем ты?

– Неприятности, которые валятся на него как из рога изобилия, – главная удача его жизни.

Даже Бартельми посмотрел на нее скептически.

– Вообразите, что начало его работы в угрозыске прошло бы без конфликтов, – продолжала Лола, которой не терпелось убедить эту парочку. – Он бы раздулся от самомнения. Легкий путь расслабляет душу. Тот, кто приходит к финишу слишком быстро, называется карьеристом. Но тот, кто пересекает финишную прямую весь взмыленный, в синяках и ссадинах, зовется героем. А это ведь лучше, правда?

– То, что не убивает, закаляет. Понимаю, к чему вы клоните, шеф.

Вновь обретенный энтузиазм Бартельми не заражал Ингрид. Американка упрямо крутила ножку своего бокала. Неужели я потеряла дар убеждения, подумала Лола.

Максим указал на телевизор, недавно установленный рядом с тостером:

– Слушайте!

Все сгрудились у экрана. Журналист говорил на фоне красивого парижского здания. Потом замолчал и бросился к синему подъезду Оттуда выходил чернокожий гигант в серой ливрее, вооруженный зонтиком, защищая господина в темном костюме от ливня столь же яростного, как толпа журналистов. Он оттолкнул самого назойливого репортера. Послышались протесты. Шофер и хозяин уселись в “бентли”, и машина отъехала в сером мареве дождя. На заднем плане виднелся кусочек музея Орсе и краешек Сены.

На экране вновь возник журналист.

Копия пресловутых записных книжек адвоката Ришара Грасьена была анонимно выслана нашим коллегам из газеты “Канар аншене” вчера вечером. Другая была отправлена судье Сертису, судебному следователю по делу “Евросекьюритиз”. Луи Кандишар, ранее вынужденный отказаться от своих президентских амбиций, проходит по нему в качестве обвиняемого. По словам наших коллег из “Канар”, предвыборный штаб Кандишара в свое время получил около пятнадцати миллионов евро. Их обеспечила скрытая комиссия, полученная в ходе продажи военных вертолетов в одну африканскую страну. Ришар Грасьен хранит молчание. Тот, кого наши англосаксонские коллеги окрестили Мистером Африкой, всегда отличался образцовой сдержанностью в том, что касается его связей с африканскими лидерами и представителями наших правительственных организаций. Но сумеет ли господин Грасьен сохранять сдержанность и дальше? Напомним, что его правая рука, адвокат Флориан Видаль, недавно погиб в Коломбе при чудовищных обстоятельствах: он стал жертвой пытки с использованием горящей шины. Это преступление напоминает другое аналогичное убийство, совершенное неизвестными пять лет назад. Тогда погиб парижский полицейский африканского происхождения Туссен Киджо. Есть ли связь между двумя этими смертями?..