Глубокая вода - Андрей Кокотюха

Это не спасло его — найдя чемоданы, немцы все же приказали казнить коммуниста. О том, как сложилась дальнейшая судьба золота, журналист не знал и честно в этом признался. Зато он привел свидетельство некой Екатерины Лапоноговой. Эта женщина, оказывается, недавно умерла в возрасте за девяносто лет. В свое время она отсидела десять лет в лагерях за сотрудничество с оккупационным режимом — в том же сорок первом немцы завербовали ее переводчицей в комендатуру. Девушка согласилась, потому что отец был на фронте, мама болела, а на руках еще маленькая сестренка. Немцы давали за работу неплохой паек, и тут выбирать не приходилось.

Так вот: немцы к тому времени уже настолько доверяли ей, что говорили не таясь. Поэтому она знала и об ограбленных церквях, и о вынесенных из монастырских подвалов золотых монетах, и о золоте, захваченном во время обысков в еврейских семьях. Самое интересное, Екатерина якобы сама слышала, как комендант распорядился запаять все золото в большой сейф и загрузить его в специальный самолет.

Куда его собирались вывозить дальше, не имеет значения. Поскольку советский самолет-истребитель начал преследовать «фрица» в воздухе, завязался короткий бой, и вражеский «мессер», окутанный черным дымом, спикировал прямо в Тихий затон.

До недавнего времени, заканчивает свою статью Владислав Коротун, все эти факты не были секретными, а из истории о золотых чемоданах не делали тайны. Сведения о том, как эвакуировались ценности, о гибели коммуниста Виктора Косарчука и других, посвященных в тайну, можно найти в архивах. Правда, до сих пор считалось, что ценности исчезли без следа и навсегда утрачены. Также известно, что над Тихим затоном в войну сбили самолет. Над теми местами вообще сбивали не один самолет, и не только немецкий.

Только никто не собирал эти факты воедино и не делал из них выводов. Кроме того, обиженная на советскую власть Екатерина Лапоногова из принципа не рассказывала никому о том, что слышала в комендатуре. Родных и близких у женщины не было. Лишь случайно Коротуну удалось разговорить женщину. Он готовил материал о тех, кто пострадал от советского режима и до сих пор не был реабилитирован. По его версии, женщина решила рассказать ему все, ибо чувствовала — скоро умрет. Именно поэтому попросила его не разглашать услышанное, пока она жива. За это время Коротун поработал в архивах, собрал нужные сведения, добавил к ним историю Лапоноговой — и пазл, по его выражению, сложился сам.

Переварив эту информацию и на всякий случай прочитав статью еще раз, Мельник пришел к выводу: живых участников тех событий, которые могли бы быть свидетелями и подтвердить, правда это или нет, сегодня не осталось. Придется проверять все самому, идя по следам Коротуна, а это значит, надо идти в архивы и нырять в бумажное море. Он не знает, как к этому подойти, поэтому разобьет себе об архивы лоб. Или второй вариант — наведаться к журналисту, потрясти его и вывернуть наизнанку. Для этого, конечно, надо его найти. Часы показывали, что искать кого-то на работе уже поздно. Подключать знакомых ментов тоже поздновато. Вздохнув, Мельник принял единственно правильное решение: вернуться домой и переночевать с этими новостями.

С домашнего телефона перезвонил Ольге и попросил подождать его до завтра. По голосу Мельник не понял ее настроения, но надеялся: ей хочется его дождаться.

Этой ночью ему снова приснился страшный сон: призрак в форме гитлеровского солдата, весь в речной тине, гонялся за ним среди деревьев и гортанно выкрикивал что-то о своем золоте.

Утром Мельник принял холодный душ, прогоняя ночные кошмары, и, завернувшись в махровое полотенце, засел за телефон.

Найти в Чернигове журналиста оказалось не слишком сложно. Труднее было уговорить неизвестную девушку на другом конце провода дать домашний адрес и телефон Коротуна. Чтобы долго не пререкаться, Виталий хорошо поставленным ментовским голосом сообщил ей: журналист нужен городскому управлению уголовного розыска как человек, который может помочь в раскрытии тяжкого преступления. Конечно, полиция и сама может найти его адрес и телефон, в том числе мобильный, но на это уйдет чуть больше времени, чем в том случае, если эти данные дадут в редакции. А за этот срок ситуация может измениться. Если из-за упрямства сотрудников газеты преступление не будет раскрыто и опасный преступник скроется, то появятся все основания обвинить кого-то из сотрудников редакции в соучастии или привлечь к ответственности за препятствование правоохранителям. Учитывая несовершенное украинское законодательство, подобное провернуть очень легко. Таким образом, уважаемой коллеге Коротуна лучше не нарываться на приключения.

Непонятно, что испугало девушку больше — тон, которым с ней говорили, или строгое предупреждение, но она назвала Мельнику нужный номер телефона. Коротун оказался еще дома, хотя, как услышал от него Виталий, через полчаса убегал на важную встречу. Поэтому…

— Давайте без поэтому, — резко оборвал его Мельник. — Дождитесь меня, пожалуйста, дома. Это в ваших интересах.

— А в чем проблема? Что я такого сделал?

— Пока ничего. Я хочу вас кое о чем спросить. И не думайте, что со мной можно играть в догонялки. Чернигов — город маленький.

Хватит играть в партизан.

За вчерашний день эти игрища Виталию надоели. К тому же он почему-то был уверен: даже если Заруба и приставил к нему вчера какие-то «ноги», сегодня он не станет этого делать. Ведь, наверное, убедился — его предупреждения действуют. Он, Мельник, занимается разными глупостями. Поэтому Виталий решил обойтись без маршруток и такси, а прошелся в гараж и оседлал собственную раздолбанную, но такую родную и дорогую «восьмерку». По дороге на всякий случай проверил, не следит ли кто за ним.

Заехав во двор, Мельник припарковал машину, набрал код замка на двери подъезда, который сообщил ему журналист, зашел, поднялся на лифте на шестой этаж и позвонил в нужную квартиру.

Его ждали. Дверь отворилась, он вошел.

Выйдя от Коротуна через три с половиной часа, Мельник спустился вниз, сел в машину и закурил. Перед этим он бросил на сиденье возле себя одолженный, а скорее конфискованный у журналиста тоненький плоский цифровой диктофон.

Он не спешил ехать.

Хотя бы потому, что пока не знал куда. Точно так же не знал, как относиться к признаниям, которые пришлось буквально вытряхивать из журналиста. С самого начала разговор казался Виталию чересчур корявым.

На допросах он подобную манеру поведения наблюдал не раз и не два. Правда, до сих пор дел с журналистами он тоже не имел. Зато после сегодняшней беседы знал: будет ненавидеть если не всю пишущую братию, то по крайней мере большинство из них. В кино и сериалах их изображали совсем не такими, каким оказался Слава Коротун.

Мельник сейчас не мог подогнать действия журналиста под конкретную статью уголовного кодекса. Конечно, при желании опытные юристы, те же самые следаки из прокуратуры, найдут нужную. Только вряд ли удастся засадить Коротуна хотя бы на несколько лет. Формально состава преступления в его действиях никто не найдет.