Укус скорпиона - Микола Адам

Всю дорогу в машине она без умолку болтала, как испорченное радио, демонстрируя своеобразный театр одного актера, пардон, актрисы, меняя темы со скоростью ветра и Тины Канделаки.

Ей не понравилось в доме у друга Влада. Да и сам друг не вызвал симпатии, как и большинство гостей, что не удивительно, если задуматься. Все они работали на одном комбинате вторсырья, ностальгируя по 1990-м и завидуя тем, кто тогда вылез из грязи в князи. Людочка не запомнила ни одного лица, настолько размытыми и никакими они ей показались, напоминая одно сплошное серое пятно. Ее даже стошнило от осознания этого, но веселилась Людочка больше всех и очаровала собой каждого из присутствующих на празднике, не исключая и виновника торжества.

Вскоре все жутко перепились и уснули там, где их настиг сон. Не тронул он лишь Людочку, которая с отвращением смотрела на дело рук его. Ее снова стошнило и, пошатываясь, она выбралась на улицу, захватив полушубок и шарф. Свежий воздух взбодрил Людочку и прочистил мозг, словно влажной салфеткой – зеркало. Голова заработала со скоростью новейшей операционной системы.

Людочка оглянулась вокруг. Ни души. Что не удивительно: три часа ночи. Бесшумно и лениво падающий снег. Гробовая тишина, до звона в ушах. Умолкшие дома, будто расстрелянные снегом. Съежившиеся машины вдоль тротуаров, жмущиеся в снег, точно котята в поисках тепла. Но довольно светло от взгляда Луны. Желтым оком своим она освещала путь снежинкам, увлеченным массовым самоубийством.

Людочка ощутила себя убийцей тишины, сделав шаг вперед. Снег под ногами скрипнул, казалось, со звуком разорвавшейся мины. И с каждым ее шагом мин взрывалось все больше. Она привиделась себе неудачным сапером на минном поле. Но останавливаться нельзя и возвращаться назад тоже. Любое воспоминание о прошедшем дне рождения вызывало рвотные позывы.

Ей повезло, что друг Влада жил на центральной улице, прямой как стрела. Значит, если выбрать правильное направление, обязательно доберешься до железнодорожного вокзала и уедешь на первой электричке в Минск, чего Людочка желала больше всего. Где-то она читала, что Борисов разделен как бы на два города: благополучный и своего рода Гарлем. Разделительной чертой служило железнодорожное полотно. Знать бы, за какой чертой оказалась Людочка. Хоть ее и окружала тишина, надеяться на нее не имело смысла. Как известно, тишина, обычно, обманчива.

Людочка прибавила шаг. Ей померещилось, что следом кто-то идет. Она обернулась, но никого не увидела. И все же побежала. Она жалела себя, глупую. Как можно было оказаться одной в ночи в незнакомом городе? У памятника Ленину Людочка остановилась передохнуть и спрятаться от невидимого преследователя. Ленин возник как символ верного пути, и через минут двадцать Людочка вбежала в здание ж/д воказала.

Влад названивал с неделю, прежде чем она согласилась с ним встретиться и вообще поговорить. Людочка понимала, что он не должен чувствовать вины за случившееся, она сама навязалась ему, но испытывала удовольствие от того, что он волновался за нее, переживал, испугался, когда она пропала, искал ее. В последнюю их встречу и в первую после внезапного бегства Людочки из Борисова Влад попытался переспать с ней. Неудачно и бесповортно. Пускай своим крюком дырявит других. Людочка создание нежное, ранимое, уязвимое, как-нибудь обойдется без его присутствия в своей жизни.

Ее улыбнуло внезапное воспоминание о Владе и то, что сейчас конец весны и тепло. Парень, сидевший напротив в 20-м троллейбусе, в котором Людочка ехала в Серебрянку, улыбнулся ей в ответ, подумав, что она улыбнулась ему. Она окинула его оценивающим взглядом, но тут же пресекла себя. У нее был Костя. Хватит дурачить всех и вся. Едва не проехала свою остановку на Плеханова, чтобы пересесть на 35-й троллейбус или 127-й автобус, из-за парня напротив. Замешкалась, вставая. Парень поддержал ее за руку, чтобы она не упала. Людочка поблагодарила его и выпорхнула из троллейбуса. Решила пройтись пешком, радуясь солнцу и заигрывая с ним, строя ему глазки. С солнцем можно флиртовать, оно безобидное.

Мама суетливо разбирала вещи, вырванные с корнями из шкафов, словно зубы, и безжалостно брошенные на кровать, отбирая те, что, по ее мнению, наиболее необходимы, и скармливая их чемоданам, чьи крокодильи пасти притаились в ожидании добычи на полу. Увлеченная сборами, она не услышала появления дочери в квартире. Людочка застряла в проходе, остановленная стыдливостью. Она бросила рабочее место, числящееся за мамой, тем самым подвела ее. Хотя, судя по всему, маму это не особо расстроило. Видимо, у нее наладилась личная жизнь, что не удивительно. Людочкина мама совсем не выглядела на свои сорок пять. Максимум на тридцать. Когда ее видели вдвоем с дочерью, думали, что они сестры. Маму выдавал возраст, если очень сильно присматриваться, в нескольких местах: кожа на шее и слегка расширенные тазовые кости. Она обладала миловидным личиком, обрамленным черными кудряшками, подтянутой спортивной фигурой и незаурядным чувством юмора, а также способностью имитировать голоса разных знаменитых людей. В частности, ей весьма удавались Пугачева, Анна Герман, Пьеха, Ротару, Толкунова, Мадонна, Тина Тернер, Шакира, Григорий Лепс и Фредди Меркюри. Спародировать она могла кого угодно, однако карьеру на эстраде сделать не смогла. Будучи острой на язычок, поддела кого-то из администрации по культуре и не только, одновременно обратив на себя внимание будущего Людочкиного папы, начинающего финансиста и мецената. Как говорится, беда не приходит одна. Естественно, он на ней не женился, но дочь признал и участвовал в ее воспитании всем, чем мог, а мог он много. Мама относилась к папе философски, впрочем, как и ко всем мужчинам так или иначе попадавших в поле ее зрения. Считала их проходящими эпизодами, а себя пассажиром их огромных поездов жизни, никогда не претендуя на большее. Она никогда не хотела выйти замуж. Брак представлялся ей чем-то мещанским и в какой-то степени грязным и постыдным делом, унижающим женщину.

– Я выхожу замуж, – буквально шокировала мама Людочку, когда та дала о себе знать, войдя в спальню и удивленно наблюдая за происходящим.

– Куда? – захлопала ресницами Людочка.

– Туда, дочка, туда, – произнесла мама тоном, не терпящим препирательств.

– Ладно, – не стала спорить Людочка и прислонилась к дверному косяку плечом.

– Он хороший человек, – говорила мама, перебирая вещи: какие-то откладывала в сторону, какие-то бережно упаковывала в чемоданы. – Директор отдела культуры, между прочим, районного масштаба.

– Сделает из тебя звезду районного масштаба? – усмехнулась Людочка.

– Осуждаешь? – с интересом посмотрела мама на дочку.

– Да нет, напротив, – ответила та. – Сбудется мечта идиотки.

– И не говори, – засмеялась мама. – Он мне уже выбил место в Доме культуры.

– Поздравляю, – без тени иронии сказала Людочка. – А что, правильно. Лучше быть кем-то в маленьком местечке, чем никем в большом. Ты хоть его любишь?

– Я тебя умоляю… – не задумываясь выпалила мама, потом замолчала и после непродолжительной паузы произнесла: – Одиноко мне здесь, Людочка. Холодно даже. Не согреться здесь ни душе, ни телу, понимаешь? А там тепло даже зимой.