Укус скорпиона - Микола Адам

Костя опустился на ступеньки крыльца Сашиного подъезда, не спеша достал сигареты, нехотя закурил.

Людочка притаилась за кустами сирени напротив, росших частоколом вдоль детской площадки. Со стороны подъезда ее разглядеть было невозможно, ей же открывался вид как на ладони.

Двор и площадка застыли в напряженной тишине и безлюдности, будто стопкадр. Время от времени их разрывали на части редкие машины, проезжавшие мимо. Каждый раз при этом Костя судорожно сжимал кулаки, вставая со ступенек и вглядываясь в лобовое стекло.

Наконец появилась машина, которую он ждал.

Из салона выскочил Пашка и опрометью метнулся к Косте, задыхаясь от переполнявших его впечатлений, которыми он не мог не поделиться с лучшим другом.

– Костя! – на бегу кричал мальчик. – Как хорошо, что ты пришел! Я так рад тебя видеть!

Костя поймал летевшего к нему ребенка, словно мяч, они обнялись.

– Ты не представляешь, где мы сегодня были! – захлебывался Пашка. – Там такие приемчики… а один такой огромный… и висят такие большие сосиски с песком внутри… и по ним бьют ногами и руками… даже девочки есть… и я буду заниматься там… кикбоксингом.

Последнее слово Пашка выкрикнул, словно боевой клич.

– Паша, иди сюда! – выползла из-за угла коброй Саша. Тютрин остался у машины.

– Ну мам! – не хотел отходить от Кости ни на шаг мальчишка.

– Я кому сказала! – повысила голос Саша.

– Мама! Это же Костя! – в Пашкиных словах задрожали слезы.

– Ничего не хочу знать. Иди сюда, – более спокойно отреагировала Саша.

– Саша, – произнес Костя просяще.

– А ты иди отсюда! – прикрикнула она на него.

– Саша…

– Мама!..

Тютрин отвернулся. Он не хотел участвовать во всем этом, но и Костю не жалел, ему было просто противно. А еще он не хотел, чтобы Саша настояла, в случае чего, на применении физической силы, его силы против Кости.

– Чего ты хочешь? – подошла Саша вплотную к Косте, отцепила от него Пашку и взяла сына за руку. – Что ты тягаешься сюда? Сколько можно твердить одно и тоже тебе? Я тебя не люблю и никогда не любила!

– Саша! – простонал Костя и рухнул перед ней на колени.

– Мама! – заплакал Пашка, думая, что Косте стало плохо, и он упал.

Саша смеялась, сияя от удовольствия.

– Не смей! – из кустов сирени выпорхнула, как воробей, Людочка. Она подбежала к Косте, взяла его под руку, помогая подняться. – Не смей больше никогда так делать ни перед кем! – твердо сказала ему, глядя прямо в глаза Саше.

Тютрин повернулся на ее голос, с любопытством разглядывая девушку. Саша опешила от неожиданности. Костя просто повис на Людочке, изможденный от нервного потрясения.

– Ты?! – прошипела наконец Саша.

– Здравствуйте, тетенька! – оживился Пашка.

– Здравствуй, малыш, – улыбнулась ему Людочка.

– Вы поможете Косте? – спросил ее Пашка.

– Обязательно, – ответила Людочка.

Багровое от стыда за людей солнце падало в закат, окрашивая небо кровью.

– Эй, я могу подвезти! – окликнул Людочку Тютрин, когда та, волоча на себе Костю, будто медсестра, выносящая раненого из-под обстрела, поравнялась с его машиной.

– Здесь недалеко, – буркнула Людочка, окатив Тютрина ненавистью из глаз.

– Тем более, – настаивал он, открывая заднюю дверь «мерина».

– Женя! – подалась к нему Саша, но остановилась на полдороге.

– Пошла ты! – словно выстрелил в нее Тютрин, закрыл дверь машины за Людочкой и сел в кресло водителя.

– Не стоило, – сказала ему Людочка, когда завелся мотор. – Потом жалеть будешь, – добавила.

Тютрин оглянулся назад, посмотрел на Костю, смирно сидевшего с отрешенным видом, будто умалишенный, и произнес:

– Он не важно выглядит.

– Я его уврачую, – сказала Людочка.

– Не сомневаюсь, – перевел взгляд Тютрин на нее.

– А тебе кто поможет? – спросила она его.

Через заднее стекло Тютрин увидел, как Саша открыла подъездную дверь, пропустила Пашку вперед и исчезла в темном зеве подъезда.

– Никто, – ответил он. – Куда ехать? – повернулся к рулю.

– К «Невелю». Мы бы дошли, – ответила Людочка.

Тютрин нажал на стартер. Машина выехала через арку на трассу и повернула направо.

– Ты красивая, – зачем-то сказал вдруг Тютрин.

– Саша тоже красивая, – отреагировала Людочка. – Но спасибо, – через секунду поблагодарила.

– У нее не такая красота, – продолжал Тютрин. – Холодная что ли. Твоя, как лето.

– Котлета, – усмехнулась Людочка. – Да ты поэт прям, – добавила.

– Рад, в общем, за вас, – подытожил Тютрин и замолчал.

Они проехали вдоль парка по левую сторону, миновали диспетчерский пункт «Серебрянка», у трамвайных путей повернули направо, поравнялись с «Невелем», снова повернули направо, поднялись вверх на Якубова.

Тютрин помог Людочке с Костей до подъезда, попрощался и уехал. Людочка надеялась, что больше никогда его не увидит, как и Сашу.

Возле двери ее квартиры ей показалось, что Костя начал приходить в себя. Во всяком случае, взгляд его приобрел осмысленный вид.

Людочка пропустила Костю вперед, открыв дверь квартиры, потом зашла сама, заперев ее.

Костя оказался в длинном коридоре-прихожей, заканчивающимся холодильником и туалетом с ванной комнатой. По правую его сторону размещались зал, спальня и кухня с балконом; по левую, в самом конце, – комната Людочки. В прихожей стояли трюмо и шкаф-купе. Между ними висела полочка с телефоном. Зал вмещал в себя (против часовой стрелки) фортепьяно с мягкими собачками в маечках расцветки американского флага на нем, несколько кожаных кресел (на одном сидела кукла с золотыми волосами в пышном бальном платье, но со странным взглядом), диван, обитый зеленым сатином, с дюжиной маленьких подушечек, стеклянный журнальный столик на гнутых ножках со стопкой глянцевых журналов и вазой искусственных цветов, большой плоский телевизор на тумбочке с несколькими выдвижными ящиками, гладильную доску, стол, застеленный бахромчатой скатертью. Белая узорчатая тюль и зеленые атласные занавески украшали окно на полкомнаты. Мягкий ковер укрывал пол. Стены, помимо обоев светлого тона, оккупировали фотографии в рамках, олицетворяющие историю семьи.

Людочка подтолкнула Костю к дивану, села рядом. Он положил голову ей на колени и заплакал. Бесшумно, одними глазами, но она почувствовала.

– Ничего, – сказала Людочка шепотом, погладив Костю по голове, – теперь все будет хорошо. Теперь ты мой, Костя, и ни одна тварь больше у меня тебя не отнимет. Я все-все для тебя сделаю, потому что я тебя люблю, потому что я достойна тебя, а ты меня и даже больше, гораздо больше. Просто ты не знаешь пока об этом. Но мы со всем справимся. Ты ведь сильный и ты гений, я знаю это. Я тоже гений, только не говори никому, чтобы не сглазить. Я уберегу и оберегу тебя от всех зол этого мира, можешь не сомневаться. Только люби меня, Костя…