Друг-апрель - Эдуард Николаевич Веркин

— Я не обоссался! — Тюлька скрипнул зубами. — Я сам могу! Сам, без вас! Пойду в городок! Сам все достану…

— Хватит! — почти крикнул Аксён. — Задолбали! Оба. Сейчас пойдем, посмотрим, что там…

Горшок снова заплясал на подоконнике.

— Ну вот, пекинский идет, — Чугун указал на горшок. — Пора двигать. А то еще Гиляй привяжется, придется с ним делиться.

Тюлька сидел на полу.

Аксён смотрел на него.

— Ладно, собирайся, — сказал Аксён. — Прогуляемся… Все равно делать нечего.

Они шагали через лес, через рощу ровных, красивых сосен, через запах смолы, вел Чугун. Хотя Аксён и сам знал эту тропку, раньше он часто ходил по ней в московский городок за сливами, у них там сливы росли, а в некоторых садах даже абрикосы. Они, конечно, не вызревали, но все равно, это были настоящие абрикосы, как на компотных банках, а если макать в сахар, то и сладкие.

Сейчас они направлялись не за абрикосами, но Аксён не очень переживал, он был уверен, что ничего путного они не найдут, разве что пару цинковых тазов для сдачи в утиль. Ну, лампочки еще повыкручивают, жадный Чугун снимет с ворот петли и смотает цепи из колодцев.

В небе грохнуло. Тюлька кинулся к сосне, обхватил ее, закрыл глаза.

— Ты чего, Хек? — Аксён постучал пальцем по голове. — Совсем обоссался?

— Это великаны! — прошептал Тюлька. — Тише говори!

— Ык, блин, какашка! Что ты там сказал?

— Великаны! — прошептал Тюлька. — Тише разговаривайте! А то они услышат!

Чугун нахмурился.

— Великаны… — повторил Тюлька. — Они топают…

— Топают… Это тебе, Хек, кто нагнал?

Тюлька кивнул.

— Он? — Чугун указал на Аксёна. — Этот?

— Да…

— Ты этого лоха слушай больше. — Чугун плюнул. — Великаны… Это ядерные ракеты, блин. Понял, Кальмар?

— Ракеты… — Тюлька с опаской поглядел в небо.

— Ракеты, баран. Отлипай от секвойи, стоишь как дурак…

Тюлька отпустил дерево. На футболке осталась смола.

— Это ракеты. — Чугун ткнул пальцем в небо. — Они отсюда в Америку полетят. А из Америки, наоборот, к нам. Тут война атомная будет, ты, Хек, сгоришь! Будешь жареным! Как в кулинарии, блин! Видел там таких жареных хеков?

— Сволочь ты, Чугун, — прошептал Тюлька. — Сволочь настоящая…

— А ты заплачь, — посоветовал Чугун. — Ты заплачь, Нототения, великаны тебе помогут…

— Хватит болтать, — сказал Аксён. — У меня от вас уже башка взрывается…

— А что он тебе еще рассказывал? Про Бабу-ягу, про Курочку Рябу? Ты не слушай этого лоха, Тюлькан, ты меня слушай…

— Пойдем домой, Тюлька. — Аксён взял брата за руку. — Надоел он мне сегодня.

— Ладно-ладно, — Чугун поднял руки. — Молчу, как килька. Настроение просто хорошее, ничего не могу поделать. Покурить не хочешь, Тюлька? У меня хорошие, как раз для тебя…

И протянул пачку.

— Ему нельзя пока. — Аксён перехватил сигариллу.

— Мне можно! — Тюлька тоже протянул руку. — Я не маленький…

— Нельзя. Хочешь рак горла заработать? Сдохнуть?

Тюлька отступил.

Курить надо бросать, думал Аксён. Бросать. Вообще. Завтра брошу. Обязательно.

Он сунул в зубы сигариллу, щелкнул зажигалку, затянулся. Дым был сладкий и неприятный, но Аксён курил. Надо было сделать паузу. Чугун…

Чугун. Иннокентий. Забавно. Иннокентий Ефимович, имя вроде человеческое, а так…

Тоже курит, Иннокентий Ефимович. А Тюлька завидует.

— На, — Чугун кинул младшему шоколадку. — Пожуй, одноглазый.

Тюлька вцепился зубами в обертку, захрустел.

— Вот так, Славка. — Чугун пришел в хорошее настроение. — Вот так вот. Братана держись, и все будет. Жить надо красиво…

Аксён слышал это уже. Раз двадцать восемь. Даже больше. Раз в неделю. А в году их пятьдесят две, а слышал он это уже лет пять… Короче, он это слышал уже раз триста.

Про то, что не надо ушами хлопать, надо дело делать. Только лохи на заводе труды трудят, реальные ребята уже давно в темы въехали, понимают, куда надо ворочаться. Время нынче такое, карманы не растопырил — и лошок. Кто успел — тот и не сел. Народ жирно живет, а мы что, хуже? Хочешь жить — умей вертеться. Не украл — не пообедал. Жизнь любит сильных, жизнь жрет слабых. Бабло шинковать — не в поле пахать. Не будь думером — будешь с «бумером». Пацаны с бабками, мужики с тяпками. Хочешь жни, хочешь куй, все равно получишь нуль. Не мы такие, жизнь такая.

И еще много, очень много полезной, жизненной и мудрой блевотины. Голова болит. От всех них болит голова…

— А чего это рожа у тебя такая, Аксён? — прицепился Чугун. — Не одобряешь?

— Тупо ты все рассказываешь, Чугун, вот и рожа. Устал тебя слушать…

— И чего же тупого, наш умничек? Восемь классов закончил, человеком себя чувствуешь?

— Ты не то все говоришь, неправильно… Сядешь ты…

— Какой правильный! — Чугун хлопнул в ладоши. — Какой благоразумный! Да не сяду я! Только дураки садятся! Надо с мозгами все делать…

Бумк!

Земля дрогнула еще. В небе просвистело.

— Во! — Чугун указал вверх пальцем. — Я прав. И великаны подтверждают мою правоту громким пуком!

Тюлька рассмеялся.

— Потише ты! — шикнул на него Чугун. — Пришли уже почти, рядом.

Тюлька замолчал и по-взрослому насупился.

— Ну, теперь уже серьезно, без великанов.

Глава 18

Это было расставание № 2.

После того, когда она болела. Ну, горло когда, а потом еще почти полгода ходила в длинном красном шарфе, и он замечал ее с гораздо большего расстояния. Она даже пошутить как-то раз попробовала — поменялась шарфом с соседкой по парте, но это не прошло.

В седьмом. В седьмом Ульяна вдруг уехала. Нет, он еще с зимы знал, что она уедет, что где-то в Анапе у них померла тетка, какая-то тоже Семиволкова, осталась двухкомнатная квартира, и здешние Семиволковы должны были отправиться вступать в наследство. А заодно отдохнуть. И на море побыть, на море они никогда не отдыхали.

Но все равно это случилось вдруг. До самого расставания он не думал о том, что она уедет, не хотелось красть у себя дни. Поэтому получилось вдруг.

И на два месяца.

Но получилось на самом деле два с половиной, два восемнадцать, она приехала в пятницу, утром.

К удивлению Ивана, эти два месяца прошли для него легко. Он устроился на работу, и все эти два месяца разгружал чурбаки, колол их на поленья и складывал из этих поленьев небоскребы.

Это была весьма полезная работа, Иван укрепил плечи, укрепил спину и руки, денег хватило на пальто себе и Тюльке на обувь. И еще он приготовил сюрприз, ну, к ее приезду. В городе открыли «Неаполь», первую пиццерию, и, по рассказам, пицца там была вкусная, а соки не из пакета, а даже свежевыжатые.

Он