Убить Ангела - Сандроне Дациери

Данте замялся:

– Возможно, кому-то на руку, чтобы она убивала именно таким образом. Может быть, она дорогостоящая наемная убийца, которая работает на всемогущую транснациональную организацию.

– Ты серьезно?

– А может, у нее вообще нет рационального мотива. Например, она исполняет ритуал, чтобы вызвать инкарнацию Смерти.

– То есть она что-то типа серийного убийцы?

– Именно.

Коломба принялась загибать пальцы:

– Во-первых, женщины становятся серийными убийцами чрезвычайно редко. Во-вторых, почти все они – безмозглые животные. Поверь, я знавала парочку таких баб, и они далеко не так обворожительны, как в кино. Хорошо, если они вообще хоть изредка моются. В-третьих, не бывает серийных убийц, которые не любили бы наблюдать за смертью своих жертв, а твоей Гильтине в большинстве случаев даже не было на месте событий. В-четвертых, никаких сложных маневров серийные убийцы не предпринимают. Они пыряют тебя ножом, а потом трахают твой труп. Или разрезают тебя на кусочки, как Флорентийский монстр[21].

У Данте пересохло в горле.

– Ладно, не будем вдаваться в детали. О мотивах нам ничего не известно, но все остальное сходится.

– Докажи.

– Как раз доказательства нам с тобой и предстоит найти. Но ты сама знаешь, что официальная версия непоследовательна. Ты знаешь, что Ангел существует.

«Конечно знаю, – подумала Коломба. – Потому и хочу держаться подальше от всей этой истории».

– Меня отстранили, – заметила она. – Если я полезу в расследование самостоятельно, то могу навсегда попрощаться со своей работой.

– Ну и отлично! Ты слишком умна, чтобы носить полицейскую форму.

– Позволь мне самой это решать! Ты понятия не имеешь, что такое жить нормальной жизнью.

– Думаешь, я не хочу нормально жить? – с горечью сказал Данте и скрылся на кухне.

Коломба услышала щелчок зажигалки.

«Отправь его домой, – подумала она. – Покончи с этим».

Вместо этого она дождалась, пока схлынет адреналин, и подошла к нему. Данте курил у открытого окна, глядя на облака, которые в тот день приобрели оттенок индиго.

– Уже вызвала санитаров со смирительной рубашкой? – не оборачиваясь, спросил он.

– Пока нет. Сначала сделай мне приличный кофе, пожалуйста.

– Помимо моего, осталась только твоя растворимая отрава, которую приличной никак не назовешь, – пробормотал он.

– А мне нравится.

Продолжая держаться к ней спиной, Данте поставил на огонь кастрюлю.

– Я рассуждаю иначе, чем ищейка, и не могу тебя убедить, – сказал он.

– Никто из моих знакомых не рассуждает так, как ты.

– Знаю-знаю, я пария. – Улыбка Данте нисколько не походила на его обычную саркастическую усмешку. – Но быть изгоем не так уж и плохо. Летая в стае, ты никогда не узнаешь, какой чудесный след оставляешь в небесах, и не увидишь ничего, кроме парящих перед тобой задниц. Проблема в том, что, когда ты пытаешься рассказать об увиденном, никто тебе не верит. – Он налил в кружку горячей воды, размешал комки растворимого кофе и протянул ее Коломбе.

Она смаковала каждый глоток. Каким бы поганым ни был ее кофе, все лучше, чем гудрон, сваренный Данте.

– Даже если ты прав… Я понятия не имею, с чего начать погоню за призраком.

– Очень жаль, КоКа. Потому что если мы ей не помешаем, то не знаю как и когда, но она убьет снова.

Гильтине слышала песнь мертвых. Такое случалось с ней только в открытом море: тогда-то и просыпались погребенные на дне души. Она глядела на темные воды и прислушивалась, определяя, кому принадлежат голоса. Моряки, иммигранты, жертвы, убийцы, мужчины и женщины, дети и старики – каждый рассказывал свою историю, которую Гильтине должна была уважить, запомнить и унести с собой в будущее. То был ее долг и почетное право.

Только после восхода солнца песни стихали, и Гильтине могла позволить себе немного отдохнуть. В эти короткие часы она включала автопилот и растягивалась на одной из коек. Гильтине покинула порт Чивитавеккья в своей двенадцатиметровой яхте «Grand Sturdy», с запасом хода более полутора тысяч морских миль и тремя двойными каютами, ночью, когда погиб Муста, и с тех пор держалась в шести милях от берега, неуклонно приближаясь к цели. К счастью, море было неизменно спокойным, а ветер умеренным.

До пункта назначения оставалось три мили, и в поле ее зрения все чаще попадали отплывающие и прибывающие в порт суда, крупные тихоходные паромы, поднимающие на море крупную рябь, и барки рыбаков. Не хватало только яхт, которые в это время года уходили к берегам потеплее. В воздухе уже веяло резкими запахами водорослей и соли, кухонной готовки и копошащейся в домах жизни.

Гильтине вырубила двигатели, встала на якорь и спустилась на нижнюю палубу, где находилась каюта, служившая ей гардеробом. На голом матрасе широкой двуспальной кровати лежал кожаный чемодан «Луи Вюиттон» из той же коллекции, что и другие сложенные в углу багажные сумки. На комоде стоял полуметровый металлический кофр с ручкой, похожий на кейсы профессиональных визажистов. Гильтине открыла крышку: помимо склянок с разноцветными кремами, кисточек и спонжей, внутри хранились стерильные бинты, скальпели, флаконы с антисептиком и шприцы. Сбросив с себя одежду, она взяла скальпель и принялась срезать покрывающие ее руки и ноги бинты. Боль обжигала кожу при первом же контакте с воздухом, а когда конечности окончательно обнажались, становилась только сильнее.

Но боль не имела никакого значения.

Не реже раза в день бинты требовалось снимать, чтобы помыться и нанести мазь. В эти моменты Гильтине старалась не смотреть на свое тело, но сейчас была вынуждена это сделать. Как она и предполагала, инфекция усугубилась. В язвах просвечивала белизна костей, запах гнили стал еще ощутимее.

Гильтине протерла тело антисептиком, поменяла бинты и достала из чемодана на кровати несколько банок с густой склизкой субстанцией всевозможных телесных оттенков, от бледного до загорелого. Выбрав один из самых темных тонов, она зачерпнула из баночки щедрую порцию крема и смешала с фиксирующим средством, после чего нанесла получившийся состав на каждый не закрытый бинтами сантиметр своего тела. Язвы исчезли под слоем подобия загорелой кожи, и боль отступила, хотя и не до конца. Тупая боль была постоянной спутницей Гильтине.

Когда грим подсох, она надела спортивное белье, платье от «Гуччи» лимонного цвета с цветочным узором на подоле и плотные чулки.

Оставалось самое сложное. Присев на край кровати, Гильтине отцепила от затылка маску. Свет упал на щеки, и она крепко стиснула зубы. Даже не видя волдырей, она слышала, как они вздуваются и лопаются с негромким, но различимым потрескиванием кипящего масла. Она равномерно распределила по лицу и шее плотный белый консилер, потушив шипение, а сверху наложила бронзирующее тональное средство. Затем она нанесла макияж и достала из другого кофра, вдвое превосходящего размером предыдущий, стриженный под «боб» светлый парик и зеленые контактные линзы. Только теперь она взглянула в зеркало, пристально изучая незнакомку, в которую превратилась, – близняшку женщины, улыбающейся с французского паспорта на имя Сандрин Пупан и работающей хирургом в швейцарской гуманитарной организации ОНГ. Организация существовала только на бумаге, но обладала и штаб-квартирой, и банковским счетом, через который Гильтине проводила часть своих средств. Помимо прочего, ОНГ принадлежала и яхта, на борту которой она сейчас находилась: ее передал ей в дар некий греческий судовладелец для осуществления гуманитарных миссий. В прошлом году греческий судовладелец утонул, что можно было объяснить лишь печальным совпадением.