Плоды свободы - Яна Горшкова

– А как по-твоему? – лукаво улыбнулась богиня. – Разве я – Мать одним лишь Первым? Разве дети Глэнны и дети Морайг равно не взывают ко мне? Так и она, рожденная верой и отчаянием, ждущая первого омовения… она, наша новая Сестра, примет всех, кто придет к ней, кто будет сражаться за нее и любить ее… Какое имя ты дала бы ей, Грэйн?

– Кто я, чтобы поименовать богиню? – настороженно прижала уши ролфи. – Верно, найдутся и более достойные.

– Найдутся, конечно. Уже нашлись. Но каждый из вас, смертных, зовет нас по имени – будто в первый раз. Ну же!

– Фрэйна.

Слово сорвалось с уст прежде, чем ролфийка успела его остановить. Локка ответила клекотом и взмахом крыльев. Зажмурившись, чтоб не выжгло ей глаза торжество богини, эрна Кэдвен пропустила миг, когда Госпожа пламени сбросила человечью плоть и взлетела туда, ввысь, к своей новорожденной Сестре. Но по всему выходило, что Грэйн угадала. Кого еще могла породить вера народа всеми отверженных смесков, как не Свободу?

Смотреть на обезумевших людей, которые молились, рыдали, выли и хохотали одновременно, князь не стал. Зрелище, способное лишить рассудка даже самого сильного духом. А как иначе? Новая луна! Новая богиня! Новый мир! Чем не повод для братания между рядовыми и генералами, между чистокровными диллайн и полукровками? И каждому человеку, живущему под… теперь уже четырьмя лунами, было в эту январскую ночь даровано свое откровение. Боги праздновали, смертные же, как водится, внимали с трепетом.

Аластару тоже открылось кое-что. Поэтому он и пил в полном одиночестве какое-то дешевое пойло из тех запасов, что сыскались в опустевшем трактире. Хозяин, видимо, присоединился к остальным горожанам, устроившим в честь величайшего события факельное шествие. Радость у людей, как-никак! Их можно понять.

Нацедив из бочонка стаканчик красного и не забыв бросить пару лейдов в медную плошку, князь уселся спиной к двери. Кровавым чудился ему свет новорожденного божества, льющийся в окно, темным и беспросветным виделось будущее. Да еще и вино дрянное. Вот напасть!

– Заливаешь горе?

Аластар обернулся резко, точь-в-точь сыч лесной, почти неестественно для человека дернув шеей. Острейший слух неожиданно подвел? Или мужчина, стоявший теперь посреди трапезной, просочился туманом сквозь щель под дверью?

– Ты кто?

Но пистолет брать в руки князь не стал. Его незваный гость широко развел руки, показывая, что безоружен. Ни сабли, ни ружья, ни ножа.

– Я спрашиваю, помогает ли вино? – спросил как ни в чем не бывало пришелец, бесцеремонно разглядывая Аластара с головы до ног.

– Нет, – честно признался тот. – Я тебя знаю?

– Конечно.

Три века прошло, но детская память цепкая и хранит иногда удивительные детали. Например, эти глаза цвета чистого золота Аластару видеть уже доводилось. Над собственной колыбелью.

Теперь они сидели напротив, разделенные веками и деревянной столешницей. Один в генеральском мундире с шитьем на воротнике и обшлагах, ботфортах и рейтузах, другой – в плаще с капюшоном и тунике кроя пятивековой давности, а разницы почти никакой. Если не приглядываться к морщинам, перечеркнувшим лоб офицера, и не замечать горьких складок вокруг рта волшебника.

– Ты разочарован, сын моего сына? Ты ждал прощения?

– Не знаю. Пожалуй, одного я точно не ждал – встречи с тобой, Арайн.

Дед брезгливо понюхал содержимое стакана и быстро выплеснул вино на пол, чтобы налить из собственной фляжки.

– Избавить тебя от твоей же судьбы я не могу, но следующим утром мучиться похмельем точно не будешь, – пообещал Арайн. – Твоей женщине, помнится, понравилось.

– Так это ты спас ее в Локэрни?

Однажды Джона проболталась про таинственного пещерного колдуна, который так вовремя отвел глаза погоне.

– Спасибо! А почему назвался Алфером, а не настоящим именем?

– Потому что я и есть алфер. Так нас звали на Буджэйре, еще до того, как мы предали нашу Мать.

– А-л-фер…а-алфер… – князь осторожно надкусил теплое, словно пирожок только что из печки, слово. Вкусно, сладко, но в горло не пролезает. – Нет. Я – диллайн.

Арайн тяжело вздохнул:

– Все верно. Ты – диллайн, ты искалечен Предвечным и Одержимостью так же непоправимо, как твой отец был обезображен проказой.

– Знаю. И новая луна мне не поможет.

– Хм… Так она и не для тебя взошла.

– А ты пришел утешить?

– Вряд ли это получилось бы, Аластар. Утешитель из меня плохой. Выпьем?

Серебряный стакан с глухим звуком столкнулся с флягой, будто та была сделана из дерева. А вино пахло медом пополам с хмельными травами: медуницей, резедой, донником. Так и есть – Локэрни издавна славится своими лугами.

– Когда-то я тоже был в отчаянии. Мою богиню отвергли ради магического монстра, Буджэйр умирал…

Зерна жестокой обиды – горькие и соленые, как непролитые слезы, давным-давно уже истерлись жерновами веков в песок. Но он продолжал скрипеть на зубах Арайна.

– И что сделал ты?

– Остался алфером – последним сыном нашей Матери.

– Понятно, – буркнул Аластар.

Глупый вопрос и очевиднейший ответ. Разве он сам не понимает, что обречен быть последним диллайн-одержимым? Лучше всех остальных. И даже если не станет Предвечного, ничего не изменится.

Дед сочувственно поджал губы, но утешать внука не стал.

– И одним махом покончить с Херевардом Оро, с Предвечным и синтафской проблемой тоже не выйдет…

У Аластара аж зубы заныли от разочарования.

– Ага! Поэтому ты и появился. Чтобы я не перешел дорогу кому-то из них?

– В основном, чтобы ты не усугубил свою вину перед ними, – быстро возразил Арайн.

Понимать друг друга с полуслова – это дар и беда всех Эсков? Вот он, вопрос вопросов. Стоило ли тратить драгоценное время и объяснять, что будущее за Рамманом и Идгардом, и новый мир будет принадлежать им? Пожалуй, нет. Еще глупее подбирать правильные слова для прощания. Дед и внук церемонно пожали друг другу руки, по взаимному согласию отказавшись от родственных объятий.

– Куда ты теперь? Обратно в Локэрни? – как бы невзначай спросил Аластар, когда волшебник уже стоял в дверях.

– К своей Богине, – ответил тот и решительно шагнул за порог, исчезнув из поля зрения прежде, чем князь Файриста успел опомниться.

Сквозняком тут же задуло все свечи, и трактир погрузился в кромешную тьму. Делать было нечего, только идти на улицу, где светло сразу от четырех лун. Что Аластар и сделал, небрежно накинув на плечи шинель.

Мороз заметно ослабел, но на свежевыпавшем мягком снегу не осталось ни единого следа, будто Арайн не ногами ушел, а улетел. Впрочем…