Аарон - Вероника Мелан

На ватных ногах она плелась назад к костру.

Где-то и когда-то она читала, что «стыд – это энергия смерти». И теперь поняла, почему. Когда стыдно за себя чуть-чуть, хочется уйти от людей, скрыться. Никого не видеть, не слышать, не бояться, что осудят. А когда стыдно сильно, хочется умереть. Потому что сам перестаешь верить, что чего-то стоишь, что кому-то можешь быть дорог или полезен, потому что такой – жалкий и никчемный – больше не хочешь топтать ногами землю.

Пусть топчут достойные.

Они так и не смогли ее больше уговорить идти посередине процессии. Как ни убеждал ее Рен или Баал в том, что замыкать цепочку должен мужчина – так безопаснее, – Райна либо садилась на тропку и сидела пеньком, не желая двигаться с места, либо плелась в самом конце цепочки.

К вечеру, когда солнце вновь начало клониться за лес и им навстречу неизвестно откуда вывернул Майкл, она не подошла, не поздоровалась и вообще не подняла глаз.

* * *

(Johannes Linstead – Between Tears)

Их бревенчатый дом, стоящий посреди соснового леса, выглядел сосредоточением уюта – двухэтажный, с резным балконом, растущими в кадках цветами и стоящими на крыльце креслами, – тихий рай для утомленных путников.

Ночевать сегодня собирались здесь.

– Как путь? – вопрошал проводник. – Не подвела ли погода? Нормально ли спалось в палатках?

Он пригласил всех на ужин.

Внутри оказалось не хуже, чем снаружи, – деревянная мебель – чуть грубоватая, но удобная на вид, – цветастые подушки, узорчатые коврики, расшитая на столе скатерть, потрескивающий в стене камин; похожая на тень Райна заняла самое дальнее кресло в углу и теперь рассматривала убранство. Когда наткнулась взглядом на нечто, лежащее у стены, удивилась – шкура? Тушка? Неужели Майкл промышляет в здешних лесах охотой? Это она не уважала и потому почти расстроилась. Почти. Потому что в этот момент бежевая шкурка дернулась, поднялась с пола кошачья голова с длинными ушами, и на Райну взглянули круглые золотистые глаза.

Живой! Он живой!

Ее изумленный взгляд перехватила вошедшая в комнату женщина:

– Не пугайтесь – это наш питомец. Арви. Он – сервал.

Сервал – это дикий кот?

И вдруг накатило облегчение – хорошо, что не тушка, хорошо, что питомец. Хоть на вид и дикий.

А Марика оказалась роскошной. Высокой, темноволосой и темноглазой. Из той породы женщин, которые выглядят на миллион, даже будучи одетыми в обычный вязаный свитер, домашние леггинсы и тапочки. Волосы блестят, будто вымытые сотней шампуней и бальзамов, на лице безупречный, почти незаметный макияж, глаза хитрые и смеются. От такой и не поймешь, чего ожидать – то ли того, что ласково пригласит к столу, то ли насмешки – мол, как ты могла выйти из дома без маникюра? Казалось, она когда-то была безмерной гордячкой, а потом вдруг осознала что-то жизненно-важное и непостижимым образом сменила отношение к людям. Превратилась из тигрицы – дамы, которой Райна мечтала когда-нибудь стать, – в нечто настоящее, живое. Просто в человека.

Разве так бывает?

А вот оно как. Значит, Майклу повезло. Повезло даже больше, чем она подумала поначалу. Оба интересные, яркие, спокойные и теплые – прекрасный союз. Два человека и странный кот; наблюдая за общением хозяев, Райна даже временно забыла про собственное беспрестанно болящее сердце.

– За стол, все готово! Садимся за стол.

Ее усадили у стены. Напротив стояли эмалированные керамические чашки и кружки, блестели от холода графины с соком и чем-то покрепче, сверкало хромированными боками столовое серебро – его достали специально для гостей. Хозяева предпочли давно полюбившиеся им и идущие этому месту деревянные ложки.

Райна бы тоже попробовала деревянной ложкой, но ей такой не дали, а голоса она подавать не собиралась. Ела мало и молча, разговоры слушала вполуха, мечтала об одном – как можно скорее подняться в спальню и остаться в одиночестве. Здесь – снова друзья, а она лишняя.

Впрочем, как и всегда.

Но выйти из-за стола так просто не получалось – почему-то не желал сдвигаться с места сидящий рядом проводник (в другую сторону стена), а беседа все текла и текла. О том, сколько у Майкла и Марики на Уровне домов, о том, где находятся и легко ли добираться. Ребята спрашивали, откуда на столе столько печенья и очень даже городской на вид выпечки. Марика смеялась:

– Это все Изольда – бесконечно что-нибудь заказывает, а потом передает нам, когда выходим в город. Я ведь постоянно шныряю туда-сюда – работа. Иногда пишу сценарии в квартире, иногда здесь, но здесь лучше отдыхается, а не работается. Поверьте, как посмотришь из окна на горы, так все мысли о том, что «надо», вылетают из головы. Так и выходит, что, вроде как, села что-нибудь написать, а уже обнаружила себя на озере. Или в озере с бабочками на голове. Или гуляющей в Золотом лесу – ну уж сильно там красиво и каждый раз по-разному.

Про «Магию» Райна слушала с интересом. Где это – Золотой лес? И почему «Золотой»? И какие здесь обитают бабочки? Она пока ни одной не видела, а ведь заметила бы, если бы поймала взглядом порхание крыльев. Бабочек Райна любила.

– А сервал с вами? – вдруг неожиданно включилась она в беседу.

– Со мной везде и всегда. Иногда с Майком.

– И когда в город ходите?

– Ага. Он уже и к машине привык, и к обилию людей на улицах. Вот только люди к нему не привыкли, считают меня взбалмошной и экстравагантной. К счастью, с деньгами можно позволить себе иметь любую репутацию.

В этот момент ее прожег взгляд Аарона – Райна ощутила его кожей. Резко повернула голову, наткнулась на якобы ничего не выражающие серые глаза, равнодушное лицо и расслабленную позу и отвернулась. Замолчала, ушла в себя.

Вновь говорили о ком-то незнакомом – о том, как поживает некая Бернарда и Клэр, занимается ли до сих пор витражами Элли, не цепляется ли к Антонио Хвостик?

Кто такой Хвостик? Пес или кот?

После прозвучавших за столом как минимум десяти незнакомых имен, Райне начало казаться, что где-то там, в Нордейле, этих знакомых существует целый клан – веселая и шумная компания, состоящая из закадычных друзей. Какой-то Стивен, Тайра, Халк, Меган, Дэлл, Шерин… Как же их много.

Ей снова сделалось грустно. Печально от того, что людей на свете много, а она сама так и не нашла тех, с кем ей было бы комфортно общаться. Да и не хотелось ей после встречи с Джокером ни с кем общаться. Хотелось одиночества. С такими шрамами, как у нее, ни с кем не общаются и в хорошее уже не верят.

– Можно я выйду? Подышу.

Ягодного компота она уже напилась, отварной картошки с мясом наелась, а постоянно удерживаться от того, чтобы не смотреть на Аарона, устала. Незачем ей больше на него смотреть – только тяжелее на сердце. Никогда ей уже не достанется ни одной его улыбки и ни одного доброго слова. А любоваться тем, кто тебя ненавидит, больно.