Вычеркнутая из жизни - Альбина Нури

Денис принялся уговаривать Красильникова подождать еще полгода. Просил, объяснял, убеждал. Горячился, кричал, увещевал. Плакал, унижался, умолял. Ничего не помогало. Красильников остался непреклонен.

Грачев дошел до ручки. Хуже всего было то, что он не мог понять причин происходящего. Зачем Димке это нужно? Ясно ведь, что острой необходимости в деньгах у Красильникова нет. Спустя какое-то время пришло понимание, и стало совсем тяжко.

Осознал Денис, что его страдания доставляют Димке извращенное удовольствие. Требование немедленно вернуть деньги могло означать только одно: Красильников издевается, глумится. Нарочно мучает. Но за что?! Изначально задумал уничтожить бывшего однокашника? Отомстить за какие-то детские обиды? Но если так – пиши пропало. Чем сильнее будут муки Дениса, тем Красильникову приятнее…

Видно было, что откровения даются Денису с трудом. Он говорил через силу, рваными, обрубленными фразами. Запинался, часто сглатывал, надолго замолкал, сбивался, чуть не в кровь кусал губы. Не облегчал душу, а наказывал себя. Пару раз Кира порывалась прервать его, уговорить прекратить: невыносимо было смотреть на эти терзания. Но Денис жестом останавливал ее и упрямо продолжал.

– Как-то проезжал возле церкви. Уже все, мимо проехал, но на перекрестке зачем-то развернулся – и обратно. Не знаю, что на меня нашло. Я, вообще-то, неверующий. Был… До этого в последний раз в церковь с матерью ходил, мальчишкой еще. Перед тем как в институт поступить. Ну, захожу… Внутри как-то сумрачно. Служба закончилась, народу нет. Только две старухи. Одна пол метет подальше, возле алтаря, а другая в церковной лавке, слева от входа, свечки в ящичке перебирает. «Вам, – говорит, – что-то нужно? Может, записочку желаете подать? Свечки купить? И меня вдруг словно толкнуло что-то. Изнутри. Сам не помню, с чего это взял. Бесы, наверное, нашептали. «Давайте – говорю, – шесть свечек. Которые потолще, подороже. И записку буду писать. Заказную, спрашивает. Да, говорю. Заказную. За упокой. Рядом на столике ручку взял, листок. Там сверху пропечатано: «О упокоении». Видать, чтобы не путали. – Денис странно усмехнулся. – Ну, и написал. Одно только имя написал – «Дмитрий». Отдаю старушке. Она у меня записочку приняла. «Завтра, – говорит, – батюшка помянет в молитве усопшего раба божьего Дмитрия. Он кто вам будет? Отец? На вас прямо лица нет». И смотрит так участливо, жалостливо. А я говорю: «Нет, не отец. Друг это мой. Близкий друг». Она давай охать-ахать: «Молодой, наверное! Надо же, горе какое!» Еще что-то говорила – я уж не слышал. Взял свечки, отошел. И все шесть понес туда, куда за упокой положено ставить. Понимаете? За живого человека поставил как за покойника!

Денис снова замолчал. Прикрыл ладонью глаза. Эля с Кирой молча ждали продолжения. Снег прекратился, и сразу стало холоднее. Кира придвинулась ближе к костру.

– Вышел из этой церкви – в другую поехал. В голове пустота, даже не думается ни о чем. Как будто под диктовку все… Шесть церквей объехал – везде то же самое. Свечки, записки. И страшно самому от себя, и злость такая на Димку, жуть просто. Три дня вот так по церквям ездил. А в перерывах Димку уламывал. Деньги, говорю, ищу, подожди. Он, гад, улыбается, как деревенский дурачок, а я… Сам не помню, как тогда жил. Утром тринадцатого февраля, я эту дату на всю жизнь запомнил, поехал к Димке домой. Хотел сказать, что через неделю точно деньги отдам – пусть не сомневается. Один знакомый собрался фирму мою выкупить. А меня исполнительным директором там оставить. Зарплату хорошую предлагал. Бизнеса, конечно, я бы лишился, но это лучше, чем совсем без штанов остаться. Приехал к Димке. Дом новый, элитный, а консьержки в подъезде нет. Короче, никто меня не видел.

Кира ахнула, прижала руки к лицу. Элка закусила губу и во все глаза смотрела на Дениса. Он не замечал их реакции, неотрывно глядя на пляшущие языки огня.

– Позвонил. Никто не открывает. Ручку подергал – не заперто. Зашел. Зову Димку. Не отвечает. А я точно знаю, что он дома должен быть. Мы созванивались за час до этого. Всю квартиру обошел – пусто. Слышно только, что в ванной вода льется. Я дверь толкнул, она открылась. У Димки ванная – как большая комната в Ленькиной квартире… Смотрю – он возле душевой кабины. Лежит голый, глаза вытаращенные, губы синие. Потом про него некролог в «Бизнес-экспрессе» напечатали: молодой процветающий бизнесмен, бла-бла-бла… Никогда не жаловался на здоровье, ушел в расцвете. Инфаркт молодеет.

– Господи, ну, слава богу, а я уж подумала… – Элка выдохнула и немного расслабилась.

– Боялись, что я его прикончил? – ухмыльнулся Денис. Ухмылка вышла жуткая. Щеки его ввалились, губы вытянулись в узкую белую полоску. Лицо стало похоже на череп. Глаза воспаленно блестели.

Как же он жил с этим, подумалось Кире. Для нее самой такой поступок был за гранью добра и зла. Она не знала, до каких глубин отчаяния ей нужно было бы дойти, чтобы сотворить подобную дикость. Но осуждать Дениса она не смела. Не ей было судить.

– Нет, я Димку не убивал. Но ведь все равно что убил! Вы понимаете? Мысленно я убил его много раз! Если бы был уверен, что меня не поймают, не посадят, пристрелил бы собственными руками. Просто духу не хватило сделать это самому – вот и поручал… не знаю кому. Короче, Красильников умер, и проблемы мои решились. Я вызвал «Скорую», а перед этим зашел к нему в комнату, взял свою расписку. Знал, где она хранится. Запомнил, пока ходил с прошениями. Нет расписки – нет долга. Вот так-то. Я честно готов был отдать ему деньги плюс проценты. Но он умер, и я не вернул ни копейки. Получилось, что он сделал мне царский подарок. Димка был одинокий, ни жены, ни детей. Все имущество унаследовала двоюродная сестра. Кажется, воспитательница не то из Нижнекамска, не то из Набережных Челнов. Так ошалела от свалившегося богатства, что, думаю, найди она расписку, не стала бы связываться. Хотя кто знает… Денег, говорят, много не бывает. Но расписки не осталось. И я был свободен. Вот такая история, девочки.

Обсудить рассказ они не успели. Едва Денис договорил, Эля вскочила и, вытянув руку в сторону озера, пролепетала:

– Ребята, смотрите, что это?!

Кира и Денис резко обернулись и застыли. Посередине озера от воды поднималось зеленоватое свечение. Марево дрожало и колебалось, медленно расползаясь в стороны, словно чернила по промокашке.

– Что это? – беспомощно повторила Элкин вопрос Кира.

– Кажется, началось, – прошептал Денис, – что бы это ни было, оно началось.

– Когда эта штука успела появиться? – страдальчески воскликнула Элка.

– Понятия не имею, я в ту сторону не смотрела.

Денис молча пожал плечами.

– Господи, что же нам теперь делать? – Элка стремительно теряла над собой контроль.

– Понятия не имею… Кто знает, что будет, когда это доберется до берега? Сейчас, только Суханову позвоню. Я ему обещал рассказывать, если увидим что-то необычное.

Денис достал телефон, недоуменно повертел его в руках.

– Нет сети? – быстро спросила Кира.

– Вообще ничего нет. Даже не включается. Проверьте-ка свои трубки.