Красная роза - Марин Вете

Меня посещали мысли позвонить ему, услышать его голос и попросить прощение за мое поведение. Но гордость, которая выходила наружу, когда я ее так не ждала, не позволяла мне это сделать, как только я брала телефон в руки.

Так, и прошли выходные. Скучно, однообразно и обыкновенно. И, когда я утром в понедельник надевала черное платье с треугольным вырезом, я поняла, что моя жизнь была скучной, однообразной и обыкновенной до прихода в нее Джеймса.

Во время лекции по истории, я специально села на второй ряд, чтобы не только хорошо слышать Джеймса, но и видеть его. Но за все занятие, он ни разу не взглянул, ни на меня, ни в мою сторону. А после, когда прозвенел звонок, он взял свои вещи и быстрым шагом удалился, оставив меня в недоумении от его холодности и незаинтересованности.

В голову мне сразу пришла мысль, что поездка оказалась не такой неблаготворной. Возможно, Джеймс подался очарованию Силли, и… Нет!

Я отогнала внезапно нахлынувшие мысли, которые делали мне больно, и чтобы не накручивать себя еще больше, я направилась в кабинет Джеймса.

– Мисс Роув, – нахмурился Джеймс, когда я после стука вошла в его кабинет – что вы тут делаете?

– У меня возникли вопросы, на которые, я уверена, вы сможете ответить.

– Вопросы?

Да, несколько сотен вопросов! Почему ты уехал в Ролли? Почему на твоем лице маска безразличия ко мне? Ты спал с Силли?

– Да. – Взглотнула я, оставаясь стоять около дверей. – Почему во внутренней политике юнионисты противостояли либералам?

Джеймс отложил ручку в сторону и скрестил пальцы.

– Они желали предпринять протекционистские меры в торговле.

– Почему, профессор, вы рассматриваете Эдвардианскую эпоху, как критическую?

– Потому что, во время этой эпохи наблюдались социальное расслоение и классовые противоречия. – Уверенно ответил Джеймс. – У вас еще есть вопросы, мисс Роув?

Я задумалась. Вопросов, которые касались учебной деятельности, больше не осталось. Да, их, если честно говорить, и не было.

– Нет.

– Хорошо. Тогда, можете идти. – Сказал Джеймс и снова наклонил голову над столом.

Я повернулась к двери, и когда хотела ее открыть, поняла, что если сейчас выйду из кабинета, то, возможно, больше никогда не почувствую дыхание Джеймса на своей коже, никогда не услышу свое имя на его губах, никогда не смогу испытывать ничего подобного, что испытываю с ним и к нему.

– Зачем ты делаешь мне больно? – Тихо произнесла я, упершись лбом о дверь.

Молчание.

– Почему ты заставляешь меня терзать себя?

Молчание.

– Зачем вести себя так, словно между нами не было ничего?

Молчание.

Я выдохнула и повернулась лицом к письменному столу, за которым неподвижно сидел Джеймс, и смотрел в окно.

– Почему ты молчишь? – Подойдя к столу, спросила я.

– Мне нечего сказать, мисс Роув.

– Ты разлюбил меня?

Молчание.

– Значит, выходные, которые ты провел с профессором Силли были удачными. – Устало произнесла я, чувствуя, как в груди собирается вся печаль, которая накопилась за последние дни, и предательски просится на ружу.

– Поговори со мной, Джеймс! – Громко и почти умоляюще сказала я.

Молчание.

Я обошла письменный стол и развернула стул к себе, так чтобы взгляд Джеймса был обращен ко мне.

– Не играй со мной в эту жестокую игру, Джеймс. – Глядя в его лицо, которое казалось потеряло способность показывать эмоции, произнесла я.

Молчание. Молчание. Молчание.

На миг мне показалось, что я потеряла способность слышать, потому как в кабинете стало тихо. Невыносимо тихо.

Я провела ладонью по левой щеке Джеймса, наслаждаясь колкостью его щетины. Мое лицо приблизилось к его лицу, и когда я попыталась поцеловать Джеймса, он отвернул лицо в сторону. Я не обратила на этот жест особого внимания, и каснулась губами его шеи.

Мягкий поцелуй в место, где у Джеймса находилось маленькое родимое пятно. Другой поцелуй в жилку, которая начала чаще пульсировать. Возможно, мозгом Джеймс и не хотел мои прикосновений, но его зато тело желало их.

– Не нужно, Елизабет. – Тихим, но твердым голосом сказал Джеймс, сделав попытку отстранить меня от себя.

Но я была более, чем решительно настроена, поэтому обхватив его за плечи разместилась между его ширинкой.

Мои губы посасывали и увлажняли кожу Джеймса, пальцы сжимали ткань джемпера, так крепко, что мне казалось, что не гравитация держит Джеймса на Земле, а моя мертвая хватка.

Языком я проделала дорожку от его кодыка до подбородка, и остановившись на нем, жадно и больно потянула зубами за нижнюю губу Джеймса. Из его рта донесся слабый стон.

Да, вот так, профессор. Вы в моей власти, даже тогда, когда испытываете непонятное мне чувство то ли обиды, то ли злости.

Я качала бедрами из стороны в сторону, едва касаясь своим лоном ширинки Джеймса. Но он все еще не поддавался мне, поэтому я соскользнула на пол, и не спрашивая разрешения, расстегнула кожаный ремень и молнию на брюках Джеймса.

– Что ты делаешь, Елизабет? В любой момент, в кабинет может кто-то зайти. – Часто дыша произнес Джеймс. Но только его голос просил меня остановиться. Его руки покоялись на ручках стула, и даже не дрогнули. Я знала, что он хочет, чтобы я сделала, то что хотела. На моем лице растянулась улыбка, и я резко стянув вниз брюки и боксеры Джеймса, взяла его член в рот.

– Блядь! – Выругался Джеймс, и выпрямился на месте.

Не медля, я начала быстро всасывать каждый миллиметр члена в себя. Он был гладкий и такой вкусный, что я почти причмокивая сосала его.

– Вам нравится мой язык на вашем члене, профессор Лэнсон? – Спросила я, покрутив языком вокруг кончика его пениса.

– О, да! – Прохрипел Джеймс, откинув голову назад.

– А, так? – Спросила я, проведя языком по всей длине члена, как будто облизываю мороженое, которое непростительно быстро тает на солнце.

– Очень, Елизабет!

Я была довольна его ответом и его реакцией на меня. Откинув волосы назад, я встала на ноги, сняла трусики, задрала подол платья, и также, без предупреждения села на стояк Джеймса.

У-у-у!

Как же я скучала по этому ощущению!

– Твою мать! – Громко произнес Джеймс, и положил руки на мой зад.

Я начала двигаться вверх и вниз, чувствуя как моя вагина радуется тому, что в нее снова входит член Джеймса.

Мы с Джеймсом идеально подходили друг другу, наши тела подходили друг другу и это мне так нравилось!