Зеркало для героя - Андрей Дышев

– Кирилл, ты обиделся? – спросил он, виновато глядя на меня. – Прости меня! Видит бог, не хотел!

– Нет, – произнес я, – это ты меня прости. За то, что я тебе лгал.

– Все мы немножко лжем друг другу, – заметил Влад и протянул мне руку. – Ну! Давай все обиды оставим в этом лесу и поедем к Ромэно лакать ром!

– Влад, я тебя обманывал, – повторил я. – Все из-за меня. Я негодяй, я заставлял тебя рисковать ради этого чемодана. Но я так больше не могу. Пришло время все открыть и расставить по своим местам…

Влад слегка склонил голову набок, глядя на меня с легким недоумением.

– В чемодане нет денег, – с трудом произнес я. – Он забит макулатурой. Тебе предстоит пережить шок, но постарайся…

Влад не дал мне договорить и, обняв одной рукой, повел по узкому коридору, пробитому нами в зарослях. Я еще не сказал ему всего, но уже почувствовал огромное облегчение, словно долго нес и наконец скинул с плеч чемодан, наполненный старыми журналами. Он меня поймет, думал я. Сначала будет кричать, размахивать руками, ломать деревья и рвать лианы, а потом успокоится и простит меня. И мы сегодня напьемся, оплакивая Анну, которую никто из нас так и не сумел сделать счастливой.

Мы вышли к машине. Дик и Мария сидели на своих местах и смотрели на нас. Джип тихо урчал и обволакивал кусты сизым выхлопом. Влад легко подтолкнул меня в спину. Я подошел к машине, взялся за дверку, но открыть ее не смог. Мой взгляд намертво прирос к чемодану, лежащему на заднем сиденье.

Он был открыт и доверху наполнен пачками долларов.

Если бы я был точно уверен, что это сумасшествие, то не пожелал бы для себя иного способа ухода в царство божье. Открывшаяся моим глазам картина была не просто удивительной. Она было совершенно невероятной, абсолютно недопустимой, но приятной, и я любовался ею, как красочным сновидением, в котором без крыльев летаю над миром, утопающим в цветах и в тысячах лучезарных солнц.

– Садись, ботан, – ласково укорил меня Влад. – Чего пялишься, будто в первый раз видишь? Назвать баксы макулатурой – это вершина кощунства!

Он тронул Марию за плечо и махнул рукой. Я едва успел заскочить в машину. Мы рванули с места, и передний бампер, как сенокосилка, срезал молодой ствол звенящего от воды бамбука. Дик бережно прикрыл чемодан сорванной с петель крышкой, чтобы баксы не унесло ветром, но я, постепенно приходя в себя, приподнял крышку, вытащил плотную пачку и, разорвав бумажную ленту, поднес купюру к глазам.

Доллары были похожи на настоящие, во всяком случае, если на них смотреть невооруженным глазом, да еще сидя в скачущей по ухабам машине. Правда, то ли из-за сырости, то ли из-за освещения цифра «100» почему-то не меняла цвет с зеленого на серый. Произошло какое-то недоразумение. Случилась какая-то ошибка, которую нельзя было назвать досадной, но она однозначно не сулила нам ничего хорошего. Не обладая никакой информацией, я не мог дать какого-либо объяснения этому чудесному фокусу, когда старые журналы после некоторых пертурбаций превращаются в новые баксы. А когда подобному чуду нет сколь-нибудь логического объяснения, то следует вспомнить добрую истину: бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– Где ты его взял? – крикнул я Владу, который, опустив голову, прикрывался от веток, норовящих высечь его лицо.

– Где-где! – отозвался Влад, и я подумал, что он ответит грубо, в рифму. – В кабинете Гонсалеса! А где, по-твоему, еще могут храниться чемоданы с долларами?

Я нервничал. Мы переезжали вброд ручей, и вой машины, которая плыла по грунту, напоминающему коричневый крем для обуви, раздражал, словно монотонный шепот, доносящийся из партера во время спектакля. Мне хотелось, чтобы машина хотя бы на минуту заглохла. Чтобы мы остановились и минуту слушали тишину.

– Такое впечатление, – крикнул Влад, подскакивая вместе с машиной на ухабах, словно находился в седле дикого мустанга, – что ты чем-то недоволен! Я, конечно, еще не пересчитывал, но в том, что здесь около миллиона, можешь не сомневаться… А ты ожидал увидеть здесь что-нибудь другое?

Я не стал объяснять Владу, что я ожидал увидеть. Все те проблемы, которые мучили меня от самого Внукова, вдруг растаяли как утренний туман. Теперь о них можно было забыть навеки. Теперь мы с Владом составляли тандем, потому как цели и средства их достижения у нас становились общими.

– Он что, просто так лежал на столе? – спросил я.

– Кто лежал? – не понял Влад. – Гонсалес?

– Нет, чемодан!

– Почему на столе? Он стоял между стеной и сейфом. Я сначала кинул в Гонсалеса лабарию, а когда тот вылетел из кабинета, запер за ним дверь и спокойно все обыскал… Все просто, друг мой! Жизнь тебе видится слишком сложной. Как у нас увели чемодан, ты сразу подумал про банки и счета. А люди, дружище, на самом деле простые и ленивые. Гонсалес даже не переложил доллары в другую тару. А зачем? Чемодан еще вполне приличный, мэйд ин Россия, сувенир из далекой северной державы. Может быть, в этом чемодане он хотел преподнести деньги своему шефу. Трофей, так сказать, в натуральной оболочке…

«Стоп! – сказал я сам себе. – Трофей в натуральной оболочке. Гонсалес ведь здорово сел в лужу с этим чемоданом! Я же сам слышал, как он говорил ночью в сельве о том, что утром сообщит боссу, что деньги якобы в его руках. И он прокололся! Чтобы выправить положение и спасти свой авторитет, Гонсалесу ничего не оставалось, как наполнить чемодан собственными долларами. И он уже подготовил этот «подарочек» к отправке, как в апартаменты вломился Влад».

Мой друг болтал без умолку. Я с опаской косился на чемодан, словно он был заполнен зубастыми лабариями. Если мы приедем к Ромэно, думал я, откроем чемодан, а там окажутся журналы, то я уже не удивлюсь. Может быть, и Анна – плод моего больного воображения? Почему Влад не узнал ее? Смотрел на нее с крыши? Ну и что? Это неубедительный аргумент.

Я толкнул Дика в плечо.

– Как я выгляжу?

Дик внимательно рассмотрел мое лицо, поочередно изучил каждый глаз и, нагнав на лоб морщин, покачал головой.

– Неважно.

– А глаза? Какой у меня взгляд – осмысленный или не очень?

– Не очень, – ответил Дик.

Это хорошо, подумал я. Чем хуже, тем лучше.

Я уже всерьез сомневался в том, что видел Анну. «Какая же это Анна? – думал я. – Она никогда не носила высокой прически, а у той бабы платок покрывал высокий зачес. Говорила по-русски? А во всей Южной Америке только Анна может говорить по-русски?»

С души скатывался тяжелый камень. Где-то в глубине души сидел оппонент, который пытался доказать, что молодая женщина, которая была с Гонсалесом, не кто иная, как Анна, но этому оппоненту я быстро заткнул рот. Защитная реакция организма спасала меня от жесточайшей хандры, ибо ничто так не угнетало психику, как мысли о возможной гибели Анны, – и это открытие удивляло меня не меньше, чем появление в чемодане долларов.