Зеркало для героя - Андрей Дышев

– Где? В Боготе? В этом пристанище наркоделов и бедняков? Да ни за что! Я уеду в США! Я уеду к своему лучшему другу Максу Джеймсу, летчику первого класса! Он живет в Вашингтоне. Рядом с Белым домом, между прочим. И он поможет мне купить там дом… Я скажу ему: «Макс! Ты мне друг?» А он мне ответит: «Какой разговор, Дик!»

Кто-то высказал сомнение, что у Дика хватит денег на покупку дома. Дик, не осушив до дна стакан, швырнул его в голову скептику, но, к счастью, промазал. Стакан угодил в окно, с оглушительным звоном выбил его и влетел к стряпухам.

– Это ты кому сказал? – покачиваясь, но тем не менее желая драки, произнес Дик. – Это ты мне сказал? У меня не хватит денег? Да у меня их столько, сколько ты за всю свою жизнь не видел! – В доказательство своих слов он полез в карман и, вытащив горсть смятых купюр, попытался прилепить их к лицу оппонента. Вдрызг пьяный оппонент не удержался на стуле и вместе с долларами грохнулся на пол, каким-то чудом прихватив с собой большую бутыль в оплетке с ромом.

– Я вас тут всех куплю! – орал Дик, размахивая руками во все стороны и пытаясь попасть кулаком кому-нибудь в лицо. – Вы меня еще не знаете! Гонсалес в сравнении со мной младенец! Доро-о-огу мне!!

Деньги сыпались из его карманов, как конфетти. Вокруг Дика образовалась толчея. Послышались звуки ударов и ругань. Кто-то засветил Дику в челюсть, и он, пролетев метра два, упал спиной на стол, скидывая на пол стаканы, тарелки и бутылки.

– А-а-а!! – закричал Дик, выползая из-под стола. – Видит бог, мое терпение лопнуло!

Он выхватил из-за пояса револьвер и выстрелил куда-то в темноту. Вслед за этим, словно первый выстрел был командой к бою, со всех сторон загрохотали выстрелы. Я машинально упал на дорожку между клумбами. Зазвенели битые стекла, душераздирающе прозвучал женский визг, воздух быстро пропитался кислой пороховой вонью. По низкой глиссаде надо мной пролетел стул, ударился о подпирающее навес веранды бревно и рассыпался на кусочки. Откуда-то с крыши в толпу дерущихся спрыгнул какой-то свеженький и, врезав первому попавшемуся в челюсть, тотчас угодил ногой в костер. Горящие головешки, как болиды, полетели в одну сторону, фейерверком рассыпая искры, а недожаренный барашек – в другую. Индеец-повар, накрыв голову пустым ведром из-под угля, на полусогнутых ногах кинулся в темноту.

Мне выпала великая честь увидеть не в кино, а в жизни рядовую разборку латиноамериканских ковбоев. Зрелище было просто потрясающим, постановочные трюки в подметки не годились тому, что люди вытворяли в натуре. Когда мордобой и стрельба достигли своей кульминации, а театр боевых действий вышел за пределы двора, рядом со мной вдруг зашуршал гравий, и я увидел пару изящных сапожек для верховой езды. Я не успел поднять глаза, как над моей головой прогремел ружейный выстрел. Мария, широко расставив ноги, выстрелила, как мне показалось, не целясь, от бедра, но пуля тотчас срезала веревку, которой к навесу было подвязано большое деревянное колесо от телеги, используемое в качестве люстры для свечей. Со страшным грохотом колесо упало на дерущихся. Свечи загасли, и полная темнота, словно рефери, мгновенно объявила «брек».

Выстрелы затихли, только откуда-то из-под стола еще доносились стоны и приглушенная ругань.

– Тихо!! – крикнул Ромэно, неожиданно появившийся на веранде с переносной магнитолой в руках, и покрутил регулятор настройки. – Слушайте все!

Из динамиков магнитолы раздалось шипение, затем в его глубине запищал тонкий голос диктора. Волна плыла, и голос то ослабевал, то становился громче:

– «…прибывших сегодня вечером в Кито на похороны главы наркосиндиката Маркеса Лопеса, запрудили всю проезжую часть, и усиленным нарядам конных полицейских пришлось приложить немало усилий к тому, чтобы ликвидировать автомобильные пробки. Среди прибывших на похороны криминальных боссов особенно выделялась фигура кокаинового короля восточных комиссарий страны Марсело Родригеса, известного больше под кличкой Гонсалес де Ульоа. Почтив память покойного, Гонсалес беспрепятственно покинул кладбище и уехал в белом «Мерседесе» в неизвестном направлении. Как объяснил нашему корреспонденту комиссар полиции Кито Леонардо Маттос, законодательные власти не располагают достаточными уликами для того, чтобы арестовать Гонсалеса и поместить его под стражу».

Взрыв хохота и аплодисментов заглушил последние слова диктора. На веранде снова началось оживление, но уже без выстрелов. Опять тропическим ливнем полилось вино и пошли тосты «за здоровье и бессмертие Гонсалеса». А я подумал о другом: «Значит, и Анна жива!»

Я так и не заметил, куда ушла Мария.

Среди раскиданных по двору дымящихся головешек ходил одноглазый петух и, гордо вскидывая голову, сытым взглядом пялился на кости, раздавленные овощи, рыбьи хвосты, огрызки хлебных лепешек и никак не мог выбрать, что бы ему еще склевать.

Покосившийся стол был убран, лишь проломанная в середине доска напоминала о ночном побоище. С одного края сидел выспавшийся, гладко выбритый и неестественно высокий Влад и, словно пасьянс, раскладывал перед собой изрядно помятые, покрытые подозрительными пятнами листки соглашения. Я не сразу заметил, что мой друг сидит на нашем добром черном чемодане и на листе бумаги складывает столбиком цифры.

На другом конце стола, перед кружкой с чаем, сидел Дик. На него было жалко смотреть. Нос, распухший до размеров неспелого манго, вместе с лиловым синяком под глазом придавал лицу вакуэро клоунское выражение. Сомбреро с оторванным от полей лоскутом висело на затылке, словно уши побитой хозяином собаки. Втянув голову в плечи, Дик смолил сигару и шумно прихлебывал чай. Увидев меня, он вяло вскинул руку.

Влад меня не принял, он был слишком занят арифметикой и лишь коротко буркнул:

– Привет! Тихо, не сбей меня!.. Триста пятьдесят по сто, плюс двести двадцать пять по двадцать…

Я подошел к Дику. Тот, не глядя на меня, просунул под мышкой руку для приветствия и выпустил струйку дыма на стол перед собой.

– Голова болит? – сочувствующе спросил я.

Дик скривился и цвиркнул губами.

– Если бы только голова… Слушай, а ты не заметил, куда я мог подевать все свои деньги? Только шестьсот долларов осталось. Я все обыскал – нет нигде.

Я промолчал, сел рядом и опустил руку ему на плечо.

– Ты про Гонсалеса знаешь? – спросил я.

Дик кивнул и проворчал:

– Сволочь. Наверное, он успел надеть перчатки и перехватил ручку управления, когда пилот загнулся… Ладно! Я его все равно достану.

К нам вышла Мария. Она была одета в то же легкомысленное белое платье с розовыми узорами, в каком я увидел ее впервые. Боясь, что ее природная наблюдательность и интуиция легко расшифруют мой взгляд, полный осведомленности и иронии, я опустил глаза.

– Мари! – позвал девушку Дик, касаясь ее обнаженного локтя, и кивнул на кружку. – Принеси еще чаю, ладно? Чаю! Очень крепкого! – И он, чтобы было понятнее, постучал себя по лбу.