Практикум по гештальт-терапии - Ральф Хефферлайн

«Первое напряжение, которое я почувствовал, — напряжение диафрагмы и слабый приступ тошноты. Когда осознавание усилилось ещё больше, я почувствовал несколько конвульсивных рвотных движении в районе диафрагмы, но они были не слишком сильными и скоро прекратились, так что вся область казалась расслабленной. Пока продолжалась тошнота (хотя это не было тошнотой в обычном смысле), я старался дать проявиться своим чувствам и вдруг почти спонтанно я почувствовал, что мои руки сжаты. Так же легко пришли сильные движения головы из стороны в сторону, как при отрицании, и прежде чем осознал это, я уже произносил слово «нет» громко и эмоционально. Я проделывал этот эксперимент вплоть до душения подушки и, как раз когда я это делал, я увидел несколько визуальных образов, которые были очень интересны и многое мне открыли. Мне не кажется, что их нужно здесь описывать, поскольку они имели весьма личный, интимный характер. Напряжения диафрагмы я теперь не чувствую и надеюсь, что они больше не вернутся».

«Однажды дома никого не было и некоторое время не должно было быть, так что я решил делать эксперимент в большой комнате, где было достаточно места для движения. Сначала я растянулся на полу одетым. Это мешало мне. Впервые я мог полностью отдаться манипулятивному эксперименту и знал, что мне никто не помешает, так что я подстелил одеяло, задернул занавески и разделся. Мне удавалось почувствовать тело лучше, чем когда бы то ни было. Я был возбужден, мое дыхание учащалось. Я сосредоточился на нем, пока оно, все еще оставаясь довольно частым, замедлилось настолько, что стало глубоким. Я пытался вербализовать различные чувства — трепет в груди, плечах, предплечьях; в то время как я работал над этими ощущениями, я почувствовал, что у меня начинается эрекция. Я постарался непроизвольно остановить ее и тут же почувствовал боль в спине. Это было очень интересно, потому что эту боль я давно знал и теперь начал понимать, в чем дело… Мой позвоночник был очень напряжен. Ни поясница, ни шея не касались пола. Подняв ноги, я почувствовал себя как-то неудобно. Основание позвоночника давило на пол, — это было усилие к тому, чтобы выпрямить и опустить ноги. Ноги чувствовали напряжение. Когда я начал сравнивать стороны тела, то обнаружил, что правая сторона расслаблена больше, чем левая. Правое плечо было несколько приподнято, и большая часть веса приходилась на левое плечо и левую ягодицу. Я ясно чувствовал, что тазовая дуга поднята. Наблюдая за различными группами мышц, я вдруг почувствовал страшное желание выпрямиться. Я поднял руки и расправил плечевые мускулы. Затем я спонтанно встал на «мостик», как делают борцы, подняв все тело и поддерживая себя только на ногах и шее. Когда я снова лег, то почувствовал себя расслабленным и странно освобожденным. Позвоночник не был так напряжен, поясница была ближе к полу, хотя шея и спина все же поддерживались высоко. …Хотя значение всего этого не стало для меня ясным, я чувствую, что оно начинает выявляться, и в целом я чувствую себя не столь запутанным, как раньше».

«Когда я лежала на кровати и выполняла этот эксперимент, я стала осознавать, что стыжусь своих гениталий. Мне захотелось встать и прикрыться, но я продолжала лежать и ждать, что будет происходить. Желание прикрыться рукой стало очень сильным, и я вспомнила, как мама говорила мне: «Хорошие девочки никогда не показывают себя». Я выросла в семье, где очень большое значение придавалось моральной добродетели. Эмоции, особенно связанные с сексуальностью, подавлялись строгими внушениями и предупреждениями. Выполняя этот эксперимент, я почувствовала свои естественные желания, но в то же время и страхи и предупреждения, внушенные мне в детстве. Я поняла, что мне предстоит большая работа по переоценке ценностей, прежде чем я приду в согласие с собой. В моей жизни много незаконченных дел, но мне становится все яснее, как делать эту работу, и мне кажется, что хорошее начало уже положено».

«Когда я приступал к этому эксперименту, мне казалось, что я до некоторой степени уже понимаю, в чем дело; но я был изумлен, увидев, как противоположные силы действуют на тело. До недавнего времени я был неспособен испытывать гнев, независимо от обстоятельств. Вместо этого я чувствовал себя задетым, начинал нервничать, и позже у меня начинала раскалываться от боли голова. Лежа на полу с поднятыми коленями, я начал осознавать, что моя правая рука вяло лежит рядом с телом, а левая скрючилась в сторону со стиснутым кулаком. Для меня правая сторона представляет мои кроткие, неагрессивные тенденции, а левая — агрессивные. Меня удивило, но совсем не обрадовало, что как бы ни отстранять агрессию, она все равно выходит на поверхность в другой форме. Я иногда бываю очень саркастическим, но часто лишаю себя даже этой более или менее тонкой формы нападения. Мне кажется, что когда я отказался и от этого, то стал неспособен осознавать гнев. Это осознавание вернулось ко мне во время экспериментов, но я еще почти ничего не могу с этим поделать открыто. Мне кажется жестоким и несправедливым нападать на кого-либо, какова бы ни была причина. Я знаю, однако, что в действительности я хочу это делать, и в определенных ситуациях это не только оправданно, но и необходимо. Я делаю некоторые успехи в этом отношении, но обнаруживаю в себе очень много ретрофлексии. которую надо обратить, и стараюсь примириться с тем, что это потребует много времени и работы».

«Я отправился в свой театр теней и позволил различным людям появляться в моей фантазии. В конце концов появился сэр X. В этот момент я перестал наносить удары кулаком воображаемому противнику и дал волю правой ноге. Тут же я почувствовал судорогу в голени. Эго очень удивило меня — не столько судорога, сколько мысль о том. чтобы ударить кого-то. Я всегда ненавидел подобные действия и считал невозможным для себя даже помыслить о таком. А тут я пытался заехать м-ру X в лицо! Поскольку эксперимент на этом прекратился, прекратилась и судорога. Однако сейчас, когда я печатаю это. я чувствую, как опять появляется напряжение в ноге. Теперь я задаю себе вопрос, можно ли это считать примером ретрофлектированного поведения. Значит ли это, что все эти годы я пинал себя самого, хотя хотел пнуть кого-нибудь другого. Пока я не знаю, как ответить на этот вопрос, но собираюсь вернуться к своему исследованию».

Следующий отчет мы цитируем относительно полно, поскольку в нем уделяется много внимания тонким деталям:

«Со временем я почувствовал, что могу выполнять двигательно-мышечные эксперименты в течение все более и более длительного времени, а также то, что с каждой попыткой я все быстрее и полнее осознаю свою внутреннюю деятельность и напряжения. Когда я попробовал это в первый раз, то в течение некоторого времени не получал никакого результата. Затем я начал осознавать свое сердцебиение, затем его результаты — циркуляцию в конечностях и пульсацию в кровяных сосудах. На этом я потерял гештальт и уснул.

Второй эксперимент я начал негативно. Внезапно я осознал, что занимаюсь интроспекцией — то есть «уставился» внутрь себя в попытке добиться каких-то результатов. Как только я прекратил это, результат появился мгновенно. Я не делал заметок во время эксперимента, так что не могу сообщить обо всех моих ощущениях. Могу только сказать, вспоминая то, что удается вспомнить, что ощущений было много и они приходили так быстро, что я бы не мог рассказывать о них, не вмешиваясь в протекание осознавания. Сначала я снова почувствовал ту же циркуляцию, что и в первый раз. В этот раз, однако, мне удалось поддерживать гештальт, и я скоро был вознагражден за это определенным двигательно-мышечным осознаванием. Тут были разного рода покалывания, электрические течения и особенно маленькие внутренние скачки в конечностях. Кажется, тревожности почти или даже совсем не было, разве что какое-то слишком сильное стремление, которое я осознаю как часть навязчивой жажды преждевременного успеха. В какой-то момент я чуть было не заснул опять, но, восстановив фигуру/фон, я обрел приятное чувство преодоления этого сопротивления осознаванию.