Высшие кадры Красной Армии. 1917-1921 гг. - Сергей Войтиков

25 августа за объединение деятельности всех высших военных органов в одних руках высказался и член коллегии Наркомвоена, старый соратник и свояк Подвойского М.С. Кедров. На следующий день уже ознакомившийся с предложением Егорова Подвойский телеграфировал в Москву, что также считает необходимым объединение командования военными силами республики и их снабжения. Подвойский также поддержал идею объединения Штаба Высшего военного совета и Оперода Наркомвоена и высказался за освобождение новоучреждаемого органа от «канцеляристов» и наделение его самыми широкими полномочиями[536].

Тогда К.А. Мехоношин обратился к В.И. Ленину с предложением упразднить Высший военный совет, разделив его функции между главным командованием и Высшей военной инспекцией; оставить три высших военных органа – Ставку [ВГК], коллегию Наркомвоена и ВВИ, четко разделив их функции[537]. Этот «прожект» был очевидным анахронизмом, возвращавшим структуру военного управления к временам Смольного или около Смольного…

Руководитель Оперативного отдела Наркомвоена С.И. Аралов также высказался за быструю организацию Ставки. Ознакомившись с планами Подвойского, 27 августа Аралов телеграфировал Ленину, Свердлову, Подвойскому, Склянскому и Вацетису о целесообразности передачи аппарата Высшего военного совета «в его полном составе» в распоряжение И.И. Вацетиса; вопрос о создании «особого военного аппарата», подчиненного Совнаркому, Аралов предлагал оставить открытым[538]. Совнарком считал необходимостью срочное создание высшего военного оперативного центра, но отклонил предложение именовать новый оперативный орган «Ставкой Верховного командования»[539] (очевидно, название не «пахло» революцией).

Косвенные источники свидетельствуют, что в Наркомвоене вопрос о реорганизации аппарата военного управления разрабатывался в августе 1918 года А.А. Свечиным (генерал-лейтенантом) и А.М. Мочульским (генерал-майором) по поручению Э.М. Склянского. А.И. Егоров и управделами ВВИ Г.Г. Ягода к концу августа 1918 года располагали сведениями об отдельных намеченных сотрудниками Склянского кандидатах в Ставку. Подвойскому они телеграфировали, что намеченная Свечиным и Мочульским схема «не особенно верна и жизненна», а кандидаты Склянского могут не устроить Подвойского. В телеграмме говорилось, что «интересы республики требуют принять сейчас жизненную организацию Ставки, при осуществлении которой необходимо учесть весь опыт работы Высшей военной инспекции». Заключало все «категорическое» требование к Подвойскому приехать на день-два[540].

Иоаким Вацетис дал позднее такую трактовку выработке проекта Высшей военной инспекцией: «Борьба верхушки старого Генерального штаба за гегемонию. В связи с провалом военного строительства и предательством английским и французским… верхушка старого Генерального штаба увидела, что ее затея с войной против Германии лопнула. Старый Генеральный штаб деятельностью Высшего военного совета доказал, что работа по организации обороны первого в мире пролетарского государства ему не по силам и отдельные его члены сами признались, что надо устраниться и заблаговременно пристроиться поудобнее. Была выдвинута идея создания Высшей военной инспекции, председатель которой должен был пользоваться правами верховного командования. Это была лазейка верхушки старого Генерального штаба – после ликвидации Высшего военного совета зацепиться снова за власть»[541]. Вацетис явно что-то напутал: во-первых, Высший военный совет еще не был ликвидирован; во-вторых, вряд ли Подвойский стал бы опираться на старых генштабистов, принимая во внимание его негативную оценку кадровой политики Бонч-Бруевича в Высшем военном совете.

Необходимость реформирования военного руководства стала очевидной, но определились принципиальные расхождения в подходах к этому: Э.М. Склянский и стоявший за ним Л.Д. Троцкий выступали сторонниками централизации военного управления, К.А. Мехоношин – децентрализации (бюрократизации) аппарата, а фактический шеф Мехоношина Н.И. Подвойский вообще хотел свести реформу к смене кадров Высшего военного совета и прежде всего – председателя совета (на этом посту Подвойский явно видел только себя).

Отношения Троцкого и Ленина в этот период до крайности осложнились. Относительно назначения давнего соратника Ленина Михаил Кедрова в 6-ю армию Троцкий в телеграмме Э.М. Склянскому высказался недвусмысленно: «Военкомы Кузьмин и Наумов запрашивают о своих полномочиях, раз командующим является Кедров. Прошу известить, кем назначен Кедров. Предполагается ли сохранить его и дальше командующим? Считаю такой порядок неправильным»[542]. Троцкий не мог не знать, что Кедрова назначил Совнарком. Фактически именно такой порядок назначения Троцкий признал неправильным. И все его упреки адресовались в действительности не Склянскому, а непосредственно товарищу Ленину («хитрый Эфраим» был буфером между Лениным и Троцким).

Практическую возможность реализации «программы максимум» Л.Д. Троцкого и поддержавшего его Я.М. Свердлова открыло покушение на В.И. Ленина 30 августа 1918 года и его тяжелое, как первоначально считали, состояние. О покушении находившегося под Свияжском Троцкого в тот же день поставил в известность Свердлов.

«Результатом покушения явились два слепых (несквозных) ранения, – сообщает Троцкий в приказе по Красной Армии и Красному флоту № 32 на следующий день. – Одна пуля, войдя под левой лопаткой, проникла в грудную полость, повредила верхнюю долю легкого; другая пуля проникла в левое плечо, раздробила кость и застряла под кожей левой плечевой области. Положение раненного было признано серьезным». В заключение приказа слышна военная музыка, загремевшая 2 сентября с трибуны ВЦИК: