Панкрат - Андрей Воронин

— Ну, хватит, я думаю.

Сказав это, Дикий остановился и поднял оружие.

— Ну что, герой, облажался? — ехидно поинтересовался Окорок, вытягивая из-за пояса свой пистолет. Седой усмехнулся.

— Чего лыбишься-то? — не понимая причин его веселости, спросил подрывник.

— Я бы сейчас с удовольствием разделился — знаете, как амеба, на две одинаковые половинки, — произнес совершенно спокойно Панкрат. — И тогда каждый из вас двоих смог бы с истинным наслаждением, не делясь с кем-то еще, убить меня, как ему вздумалось бы.

— Не грузи, — оборвал его Окорок. — Молись лучше, герой.

— Стойте! — прозвучало вдруг в стороне. — Что это вы задумали, ребята?

Как Пика подобрался к ним, неслышно и невидимо, осталось загадкой. Но Дикий, услышав его голос, не задумываясь, вскинул пистолет.

— Это наши дела, Пика, — холодно ответил он. — Сейчас освободимся, не волнуйся. Сбросим вот только этот балласт и дальше пойдем.

Пика усмехнулся — открыто, по-доброму. Автомат в его руке был нацелен точно в живот Дикому.

— Понимаешь, если ты выстрелишь, я все равно успею нажать на курок, — произнес он. — А это “ингрем”, а не “беретта”, и очередь заденет тебя так или иначе. Подумай, — почти весело закончил он.

Дикий задумчиво пожевал губами, потом опустил оружие и тоже усмехнулся. Криво так, нехорошо усмехнулся.

И тут Окорок, которого Пика на какое-то мгновение выпустил из поля зрения, выстрелил от бедра. Пуля угодила Пике в правый бок, чуть пониже ребер. Охнув, он сделал несколько шагов в сторону, по инерции разворачиваясь к подрывнику. Он успел нажать на курок, и очередь разорвала сырой воздух в клочья. Сначала автомат “клюнул” стволом в его вдруг ослабевшей руке, и пули ушли слишком низко, поднимая фонтаны грязи, но Пика сумел собраться с силами и поднять оружие.

Действительно, избежать поражения здесь было невозможно. За редкими деревьями толщиной в руку спрятаться было невозможно, и очередь перечеркнула Окорока на уровне пояса, срезав заодно несколько веток с невысокой ивы и одну худосочную березку. Подрывник схватился обеими руками за живот, выронив пистолет, и упал на колени, пытаясь зажать раны, из которых струилась кровь, смешиваясь с грязью под его ногами.

Дикий не дал Пике выстрелить во второй раз. Он резко вскинул пистолет, выстрелил — и во лбу спецназовца появилось маленькое темное отверстие.

Панкрат не остался сторонним наблюдателем. За Пикой должна была прийти его очередь, поэтому, как только Дикий отвлекся, переключив внимание на раненого, но еще способного стрелять “охотника”, он прыгнул вперед — благо на прямой линии от него до Дикого не оказалось ни одного дерева или куста.

Седой прыгнул, уходя в низкий кувырок. Дернулся пистолет в руке Дикого, и он неторопливо, словно в замедленном кино, начал разворачиваться в сторону Панкрата. Но тот, шлепнувшись в холодную жидкую грязь, кувыркнулся через голову и — уже на выходе из кувырка — ударил Дикого обеими ногами в живот.

Спецназовец согнулся от боли, и оружие в его руке смотрело теперь в землю.

Не давая себе времени на раздумья, Седой вскочил и сверху вниз ударил Дикого ногой по затылку.

Хруст — и тот свалился на землю без движения, не успев издать даже стона.

Панкрат знал, что Дикий — мертв. И нисколько не жалел о том, что убил его. Собственно, жалеть было не о чем, ведь он сделал то, чего хотел. Хотел с того самого момента, как повалился на спину с простреленной головой Пика.

Окорок же был еще жив. Отняв от живота правую руку, ставшую ярко-алой от вытекшей на нее крови, он пытался подобрать с земли пистолет. На лице его, перекошенном от боли, уже не было ничего человеческого — оно превратилось в застывшую маску страдания, иссеченную морщинами.

Разжав коченеющие пальцы Дикого, Панкрат взял его оружие и направил его на подрывника, уцепившегося за рукоять лежавшего в грязи пистолета.

— Не вздумай, — устало произнес он, с омерзением глядя на жалкие потуги Окорока. — Пристрелю…

Рука тут же отдернулась.

Седой усмехнулся. Даже сейчас, получив смертельную рану, “пиротехник” хотел жить. Протянуть еще хотя бы минуту, несмотря на боль, на кровь, вытекающую из дырявого брюха…

Он подошел к Окороку. Ногой отшвырнул в сторону пистолет. Пусть поживет. Заслужил…

Не останавливаясь, Панкрат быстро подошел к Пике, не обращая внимания на булькающий хрип за спиной. У подрывника пошла горлом кровь — конец был близок.

Пика уже не дышал. Затылок, где было выходное отверстие пули, целиком превратился в кровавое месиво осколков черепной кости и ошметков мозга. Но на лице застыло умиротворенное выражение и спокойная улыбка человека, выполнившего в жизни все, что он задумывал.

С глухим вскриком, захлебнувшимся в черной крови, хлынувшей горлом, отошел Окорок.

Тишина, липкая и сырая, словно туман, воцарилась над лесом.

Панкрат с удивлением обнаружил, что по его небритой щеке катится вниз горячая капля. Смахнув слезу огрубевшей ладонью, он расчехлил саперную лопатку и принялся рыть могилу… Могилы. Потому что Дикого и Окорока тоже полагается похоронить, хотя он и не станет класть их вместе с Пикой.

Он провозился несколько часов, совершенно не думая о том, что его вот-вот может нагнать погоня. Когда две продолговатые ямы наконец были готовы, его ладони пузырились от кровавых мозолей — рыть землю, наполовину состоявшую из скальных кусков, успевших слежаться довольно плотно, оказалось отнюдь не легко.

Собрав оружие мертвых в отдельный рюкзак, Седой сложил тела Дикого и Окорока в одну яму, а Пику — в другую. Засыпал, подровнял аккуратные холмики и воткнул в них вырезанные из черных веток орешника кресты, перекладины которых связал кусками нейлонового шнура.

Прощальный салют не стал устраивать. Просто сказал, обращаясь к Пике, словно тот мог услышать Панкрата под слоем холодного, влажного грунта, закрывшего его мертвое лицо:

— Спи спокойно, брат.

Затем взял рюкзак с оружием, поудобнее подтянул лямки своего вещмешка и зашагал вперед.

Дорога извивалась змеей, одним своим краем прижимаясь к серым громадам гор, а другим обрываясь в пропасть, на дне которой бурлила порожистая речка, в незапамятные времена прорезавшая себе русло в толще древнего камня.

День догорал. Сумерки сгущались, и на всем лежала тень приближающейся ночи. Отпылал закат, так недолго освещавший верхушки гор багрянцем, и в густосинем, почти черном небе появилась молодая луна. Немногим позже высыпали первые звезды и замерцали в вышине холодным недосягаемым светом. Улегся ветер, весь день шнырявший по глубоким расщелинам, в которые не заглядывал даже солнечный свет. Притомился и дождь, сеявшийся с самого утра.