Жизнь Бальзака - Грэм Робб

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 153
Перейти на страницу:

То, что Бальзака и Латуша сблизила работа, оказалось несчастливым обстоятельством для их дружбы. Как человек, исполненный добрых намерений, забывает напоминать об их пользе и даже не понимает всего их значения, Бальзак привлекал к себе советы в больших количествах. Он старался оберегать себя от покровительственной критики писателей старшего поколения; и все же влечение было взаимным. Сент-Бев дает какое-то представление о том, что имел в виду Бальзак, назвав Латуша «соблазнителем» (уже после их ссоры): «Он не был красив, и все же людей влекло к нему». «Руки у него были маленькие и нежные, и он любил ими хвастаться. Его физические недостатки возмещались остроумием, изяществом и прекрасными манерами».

«Голос у него был тихий и вкрадчивый; он напоминал пение сирен. Трудно было прервать разговор с ним. Его слова ласкали слух, пожалуй, даже слишком; более того, они обладали чувственностью, хотя этому предателю всегда нравилось метнуть в вас резкими словами в конце, что придавало горечи его лести»371. Все сексуальные намеки в двойном портрете Латуша работы Сент-Бева сделаны намеренно, и отчасти именно поэтому стоит подробнее остановиться на отношениях Бальзака со своим другом-врагом.

На характер человека, почти ставшего для Бальзака идеальным другом, проливают свет два происшествия. В 1826 г. Латуш издал анонимный роман, который назвал последней опрометчивой выходкой герцогини де Дюра. Герцогиня в свое время написала рассказ о молодом человеке, который выказывал необъяснимое нежелание жениться на любимой им женщине. Латуш уверял, что нашел причину: Оливье был импотентом. Выбор такого скользкого предмета сам по себе не объясняет, почему Латуш отказывался признать свое авторство и почему он, как кажется, видел в романе всего лишь анекдот. Робость Латуша кажется еще удивительнее оттого, что «Оливье» – один из лучших рассказов раннего, «добальзаковского» XIX в. Напряженный, точный стиль, приглушенная ирония и упоминание неприличного недуга делал читателя, по словам Стендаля, воображаемым сообщником рассказчика: «Оливье» вдохновил его на написание первого романа, «Арманс». Возможно, однако, стеснительность, придающая повествованию обманчивую сухость, не давала автору насладиться своим творением. Все вышесказанное не мешало Латушу замечать талант других писателей. Латуш сделал себе имя на стихах Андре Шенье, которые он открыл и отредактировал в 1819 г. Его вторым крупным открытием стал Бальзак. Возможно, врожденная робость заставляла его подталкивать Бальзака к рождению шедевра. Видимо, пытаясь избавить Бальзака от излишней говорливости, Латуш тратил все меньше и меньше времени на то, чтобы подсластить пилюлю. Впоследствии, потратив на Бальзака огромное количество времени, денег и мыслей, он стал ревновать его к другим. «По-моему, я еще люблю тебя, – написал он после того, как Бальзак не явился на несколько встреч с ним, – потому что я по-прежнему тебя оскорбляю; но больше на это не рассчитывай».

Второе разоблачительное происшествие – переезд Бальзака на улицу Кассини, рядом с Обсерваторией, на другом конце Люксембургского сада. Латуш помогал ему переезжать. У него имелось необычное хобби – клеить обои. Обои тогда как раз входили в моду среди буржуазии, и, как пишет Эдгар Аллан По в «Философии мебели», обои призваны были «играть роль геральдического символа в монархических странах». Бальзак хотел жить в квартире, достойной литературного короля. Выбирая обои, обрезая их по размеру и наклеивая их во все труднодоступные углы, Латуш позволил своему гению расцвести, чего он редко достигал в творчестве. Когда дела мешали ему возиться со стремянкой и клеем, он пользовался своими литературными навыками, чтобы в мельчайших подробностях описать, как его друзьям следует наклеить обои, которые он для них выбрал372. Для Латуша роман Бальзака был словно продолжением того дома, где они собирались жить вместе. Не будучи перфекционистом, более того, понимая, что бесконечные поиски Бальзака идеальной фразы способны разрушить гармонию первоначального замысла, Латуш с сожалением наблюдал, как другие без нужды терпят неудачу при самых лучших намерениях. Окончательный выбор обстановки предоставили владельцу; Латуш просто резал и клеил. Следы их сотрудничества видны в «Отце Горио», где важное место занимают описания интерьера в пансионе Воке373. Отделка интерьера была прекрасной подготовкой для разгадки тайн личности в предметах массового производства.

Спустя два или три года в убежище Бальзака на улице Кассини пригласили Жорж Санд. Она подметила необычайную женственность обстановки – в ней еще чувствовалось влияние Латуша. По словам Санд, Бальзак превратил свои комнаты в «дамский будуар»: стены «обиты шелком и украшены кружевами»374. Спальня, по воспоминаниям другого гостя, напоминала апартаменты новобрачных: все розовое, белое и надушенное. Галерея на первом этаже, соединявшая два крыла дома, была оклеена обоями в бело-синюю полоску. Там стоял голубой диван; взгляд падал на редкие цветы в фарфоровых вазах. Повсюду валялись женские вещи: перчатка, домашняя туфля, вышитое сердечко, пронзенное стрелой, – подарки от поклонниц375. Бальзак гордился тем, что способен создать роскошь из такого места, которое у других превратилось бы в жалкую лачугу. Комнаты были заполнены дешево купленными вещами, совсем как предложения Бальзака, расширяющиеся и взрывающиеся придаточными предложениями. Латуш видел в этом еще один признак его нудного многословия: «Запродаваться на следующие два года обойщику – поступок безумца!»

Из-за того, что письма Бальзака сгорели при пожаре, и из-за того, что Латуш писал почти все письма в раздражении, их переписка не совсем верно отражает картину их дружбы. Создается впечатление, что Бальзак и Латуш с самого начала придерживались противоположных взглядов, а их отношения характеризовало не плодотворное сотрудничество, а последующие взаимные упреки. Бальзак называл Латуша «мерзким, злобным завистником, настоящим источником злобы», «самым мерзким из всех наших современников»376; он камня на камня не оставил от романа Латуша «Лео», буквально разгромив его в своей рецензии 1840 г. Латуш в долгу не оставался: он писал, что Бальзак «наблюдает мир через крошечное окошко в туалете и его точка зрения так и не изменилась»377. Предлогом к разрыву стало неприязненное и подозрительное отношение Бальзака к «Фражолетте» в мае—июне 1829 г. Он раздраженно пенял Латушу на излишнюю сухость и краткость изложения378. Латуш, что вполне понятно, обвинил Бальзака в неблагодарности; он считал, что Бальзак мстит ему за резкую критику «Последнего шуана» с высокомерными комментариями, которые никому из них не принесли пользы. Попытки Латуша помириться ни к чему не привели, и все закончилось ссорой из-за денег, которые Латуш вложил в роман Бальзака.

Вину за их разрыв принято возлагать на Латуша. Жорж Санд в автобиографии называет Латуша неврастеником, меланхоликом, разочарованным человеком, в высшей степени ловко умеющим находить огрехи – впрочем, как у других, так и у себя. По ее словам, он устно излагает настоящие шедевры, но не способен воспроизводить свою блестящую речь на письме. Однако Бальзак также не без вины, и сама мысль о вине не особенно помогает. Ярость их взаимных нападок доказывает, как силен мог быть первоначальный огонь, который еще долго тлел после того, как друзья расстались. Учитывая, что они собирались жить вместе, долги и отрицательные рецензии кажутся довольно мелкими предлогами для разрыва отношений. Тем больше причин задаться вопросом, почему вначале их так потянуло друг к другу.

1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 153
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?