Жизнь Бальзака - Грэм Робб

«Цветы уже были смяты, глаза постепенно стекленели, и все были отравлены с головы до ног. В этом временном молчании открылась дверь и, как на пиру Валтасара, Бог сообщил о своем присутствии в виде старого, ковыляющего, седовласого слуги. Он вошел в комнату с мрачным видом и бросил мрачный взгляд на венки, на позолоченные бронзовые кубки и пирамиды фруктов… Наконец, он накинул саван на все это безумие, произнеся загробным голосом:

– Сударь, ваш отец умирает. Дон Жуан встал и махнул рукой гостям, словно желая сказать: “Прошу меня простить; такое случается не каждый день”.

Разве не часто молодых людей настигает смерть отца посреди блеска жизни или в безумной оргии? Смерть, подобно куртизанке, непредсказуема в своих капризах; только смерть вернее, так как она еще ни разу никого не обманула»399.

Призрак Бернара Франсуа (изображенного в карикатурном виде и окутанного противоречивыми чувствами) возникает в трех рассказах, написанных в 1829 и 1830 гг. Эти рассказы увенчали период траура и самопознания в жизни Бальзака. Кроме того, это самые первые рассказы, которым предстояло войти в «Человеческую комедию», и то, что Бернар Франсуа чуть-чуть не дожил до того дня, когда его сын стал знаменит и добился успеха под его фамилией, придает его образу особую иронию. Смерть отца, который всего несколько месяцев не дожил до давно ожидаемого успеха сына, наверное, не просто трогательное совпадение.

Гнев Бальзака, с намеком на злорадство, очевиден в «Эликсире долголетия», опубликованном в «Ревю де Пари» в октябре 1830 г. Умирающий отец дона Жуана просит сына оживить его после смерти, погрузив его труп в волшебное зелье. Вначале сын решает капнуть эликсиром на один глаз. Глаз открывается и, как можно ожидать, смотрит на сына красноречивым взглядом – «думающим, обвиняющим, приговаривающим, угрожающим, осуждающим, говорящим, кричащим и кусающим». Дон Жуан поспешно вытирает глаз отца полотенцем, а эликсир оставляет для себя.

Спустя два месяца в «Карикатюр» появился «Танец камней». Местом действия служит собор Святого Гатьена в Туре, источник детских воспоминаний. «Именно там, устав от жизни, я очутился вскоре после революции 1830 г.», «размышляя о сомнительном будущем и утрате надежд». Бродя по церковному «колонному лесу», рассказчик пережил нечто вроде галлюцинации: по зданию словно проходит дрожь, играет орган, а огромный Христос, распятый на алтаре, «злорадно» улыбается ему, наполняя его душу страхом. Как обычно, Бальзак замел автобиографические следы, переместив в окончательном варианте действие из Тура в Остенде и подчеркнув, что оба рассказа следует воспринимать как аллегории на современное общество: свержение с престола Карла X и ослабление позиций церкви. Но «злорадство» турского Христа очень сильно напоминает противоречивого Бернара Франсуа, воинствующего атеиста, который смотрел на алтарь с презрительной улыбкой, а во времена детства Оноре откровенно издевался над церковью400.

Наконец, в самом страшном из трех рассказе «Палач» (El Verdugo), написанном почти сразу после смерти Бернара Франсуа, вымысел снова пересекается с реальностью. Главный герой, Хуанито, которому, как Бальзаку в ту пору, тридцать лет, спасая честь семьи, вынужден отрубить голову старику отцу. Даже самый отъявленный фрейдист, наверное, счел бы зловещий рассказ излишне символическим. Для нас важно, что «Палач» – первый рассказ, подписанный «О. де Бальзак»401. Появление дворянской частицы совпадает со смертью отца. Она словно тоже часть наследства. Финансово и духовно отрезанный от семьи, Бальзак словно принимал на себя ответственность за близких и наконец-то обрел независимость.

Многочисленные намеки на отцеубийство можно объяснить и более прозаическим образом. К написанию «Палача» Бальзака вполне могли подтолкнуть воспоминания герцогини д’Абрантес. «Эликсир долголетия» стал выжимкой из произведений Ричарда Стила и Гофмана402. Галлюцинацию в соборе Святого Гатьена можно приписать моде на «фантастические» истории и проследить ее истоки вплоть до устрашающего «Сна» Жана Поля Рихтера о смерти Бога Отца (во Франции большую известность получил перевод «Сна» мадам де Сталь). Тем не менее выбор темы и повторение ее в трех рассказах, написанных за довольно короткий период времени, безусловно, имеют значение.

Непосредственным влиянием смерти Бернара Франсуа на Бальзака стало его возвращение к рукописи «Физиология брака», которую он напечатал еще в 1826 г., но так и не опубликовал. Друзья предупреждали его, что труд псевдоученого, в котором легкомысленно и с юмором затрагиваются запретные темы вроде импотенции, сексуальных потребностей и менопаузы, непременно вызовет скандал. Лора вспоминала, как злился брат, когда ему говорили, что он самонадеянно пытается приложить свой талант комика к серьезным вопросам. Трогательно, что Бальзак заранее переплел свой неизданный вариант вместе с брошюрой «История гнева», написанной Бернаром Франсуа: брак также был своего рода безумием, общественной болезнью, данью предубеждениям. Объединившись с отцом под одним переплетом, Бальзак словно признавал, что его произведение, родившееся в более просвещенный век, стало результатом своего рода сотрудничества. Он даже привлек общее внимание к отцу в окончательном варианте книги, которая вышла в конце 1829 г. и была подписана «Молодой холостяк». Чувства Бальзака к отцу воплощены во всей их сложности в образе циничного маркиза де Т. Завещав автору «плодотворные замыслы» вместо звонкой монеты, маркиз учит его, что любовь следует отменить: любовь – «роскошь для общества» и лишь поставляет ему младенцев. «Молодому холостяку» такая механистическая философия кажется тоскливой и пораженческой, немногим меньше трусливого компромисса и стремления к самоуспокоенности. «Если мир в семье приводит к таким отрезвляющим выводам, – пишет он, – я знаю многих мужей, которые предпочли бы войну». Затем, в переносном смысле стоя над могилой, он прощается со «скелетом» отца, «ходячим воплощением брака»403.

Интерес Бальзака к восстаниям шуанов, его двусмысленные отношения с Латушем, его шокирующие рассказы и, наконец, отрицание той семейной жизни, воплощением которой служил для него отец, – все это признаки того, что его интеграция с обществом, как победоносный спуск Растиньяка с кладбища ПерЛашез, совпадал с постепенным отказом от условностей. Отныне воспитание – и, возможно, даже подсознание – можно обратить к собственной выгоде.

До конца 1829 г. Бальзак постепенно обставляет свою «красивую монашескую келью»404. Вместе с тем он не мог позволить себе самое необходимое: «…почтовые расходы и билеты на омнибус для меня ужасные расходы, и я остаюсь дома, чтобы не изнашивать одежды». Он даже не мог купить лишний экземпляр своего романа. Его «келья» заполняется книгами в красивых переплетах. Он собирал их со студенческих лет; из-за дорогих книг через восемь лет ему придется покинуть улицу Кассини. Кроме того, он нанял горничную по имени Флора, которая удовлетворяла двойному стандарту: слепая преданность и крайняя непривлекательность.

Здесь, на самой окраине города, почти в деревне, «между монастырем кармелиток и площадью, где устраивают казни»405, Бальзак заперся, сосредоточившись в изоляции, зажег четыре свечи, закрыл ставни, задвинул шторы и начал писать. Он выходил из дому, только когда ездил к герцогине д’Абрантес в замок Маффлье в окрестностях Шантийи. В ноябре он целыми днями трудился над «Физиологией брака», а вечерами, точнее, с девяти вечера до двух часов ночи, – над «Сценами частной жизни». Шесть произведений о семейных тайнах и несчастьях отличают темные, рембрандтовские тона; в них, наверное, сохранилась и атмосфера, в которой они создавались. Иногда при чтении возникает смутный образ писателя за работой. Его молчаливая сосредоточенность нашла отражение в персонажах, которые иногда бывают не похожи на него в других отношениях: «Во всякий час дня прохожие видели эту молодую работящую девушку, сидевшую в старом бархатном кресле, с головой, склоненной над пяльцами, страстно поглощенную работой»406. Или в «Изгнанниках» (Les Procrits): «Вернувшись в свое жилище, незнакомец заперся в комнате, зажег лампу, внушавшую вдохновение, и отдался ужасному демону творчества, прося слов у тишины и замыслов у ночи»407.