Там, где кончается волшебство - Грэм Джойс

С тревогой и с мольбой,

Сейчас мне черт товарищ,

А завтра я домой.

— Вот и умница, — отозвался он. — Теперь я дам тебе кое-что в помощь.

Заяц придвинулся ближе. Слизнул языком мои слезы. Раскрыл пасть и плюнул мне в рот. Пахнуло травой и пшеницей. Потом он отскочил.

— Время уходит, — сказал он. — Если сейчас не изменишься, придется тебя здесь бросить. И помни.

Опять раздался лай собак. И, как мне показалось, окрик человека. Я впала в полное отчаянье. От теплой заячьей слюны меня затошнило. Я села на корточки, дрожа от страха. В желудке творилась полная сумятица. В беспомощности и ужасе уставилась я в черный немигающий зрачок. С его отполированной, сияющей поверхности на меня смотрела маленькая девочка, но только деформированная. Колени прижались к подбородку. Ноги казались чудовищно большими. А кожа ощетинилась и вздрагивала.

Я вскрикнула. Но времени на разговоры не было. Собаки выбежали в поле, взяли след и взвыли. Мой заяц перемахнул через кустарник, я за ним; так мы неслись по полю, и я не отставала. Во мне была и скорость, и ловкость. Однако псы были большие и сильные. Две старые борзые и гончая. Им тоже скорости было не занимать. Они нас догоняли.

Тут я услышала, как кто-то отодвинул камень, взял ключ и вставляет его в замочную скважину. Я с облегчением подумала, что Джудит уже расправилась с делами и вернулась. Но в дом вошла вовсе не Джудит. Это был Чез. Мне захотелось спросить: где Джудит? Что ты здесь делаешь? Но хоть язык во рту уже ворочался, способность говорить по-прежнему не возвращалась.

Сев в кресло — в Мамочкино кресло — напротив меня, он соорудил сигарету, набил ее травой, поджег, втянул в себя дымок и, только выдохнув, сказал:

— Джудит задерживается, она просила меня прийти и присмотреть за тобой. Ну, типа, убедиться, что ты жива. Ты ведь еще жива?

Я моргнула.

— Отлично. Не бери в голову. Тащись дальше. Я тут немного покайфую. И пригляжу за тобой.

Мне было неприятно, что он здесь. Мне было неприятно, как он пахнет. Мне было неприятно, чем он пахнет.

Он закурил, откинувшись на спинку кресла, и принялся бесцеремонно разглядывать меня. В конце концов он встал и подошел.

— Пускаешь слюни, — произнес он. — Не очень-то пристало юной деве. — Костяшкой большого пальца вытер мне рот. — Вот так-то лучше.

Потом он сделал очень странную вещь. Внимательно изучив мою слюну оставшуюся у него на пальце, слизнул ее. И дальше, глядя прямо мне в глаза, вылизал все до последней капли. Всосал в себя, как будто выпил. Затем опять уселся в кресло.

— А знаешь? — произнес он. — Ты мне, пожалуй, нравишься бритая. Сексуальненько.

Закрыв глаза, чтобы не видеть, с каким вульгарным вожделением он на меня таращится, я оказалась в поле. Когда я вновь открыла глаза, передо мной развернулась непредставимая для человека панорама: я видела на двести семьдесят градусов, как дикие животные. Левее левого, взрывая землю лапами, на нас неслись собаки; правее правого виднелась кромка леса. Собаки выли, из их раскрытых пастей текла слюна. Инстинкт подсказывал, что надо рваться в лес, но заяц прямиком помчался через поле, и я последовала за ним, не отставая, не уступая ему ни в скорости, ни в силе.

Мы были ловкие, зато собаки были крупные, и за один прыжок они оказывались дальше, чем мы, поэтому расстояние между нами буквально таяло. Страх парализовал меня, мышцы обмякли, и я решила сдаться: просто остановиться и отдать себя на растерзание. Собака, бегущая первой, почти нагнала меня. Челюсти щелкали в считаных дюймах от моих пяток; блестящая слюна стекала из пасти серебряной, искрящейся на солнце лентой. Тут заяц вдруг вильнул на невообразимые девяносто градусов — заложил идеальный правый вираж. И надо же, откуда-то я знала, как это повторить.

Собакам такой маневр был не под силу. Они стремглав махнули вперед еще на три-четыре ярда, пытаясь затормозить перед поворотом, в итоге врезались друг в дружку, и, пока они перегруппировывались и заново набирали скорость, мы выгадали несколько ярдов. Какая сила! Какая ловкость и изящество, подумала я. И, несмотря на ужас, боль и страх, я ощутила, что природа наделила меня бесценным преимуществом. Я была хитрее. Я была быстрее. Я могла их обдурить.

И все-таки, в силу своего размера, собаки скоро опять нас нагнали и щелкали зубами у самых пяток. Мы снова повернули. На этот раз собаки взвизгнули от злости и снова закрутились клубком. Теперь мы приближались к их хозяину. По характерной сумке на плече я поняла, что это браконьер; я знала, что у него есть нож, которым он мечтает меня освежевать. Я его чувствовала — разгоряченный запах мужского тела, его не спутаешь ни с чем. И тут я разглядела лицо. Я знала этого мужчину.

Открыв глаза, я удивилась, увидев прямо перед собой лицо Чеза. Он моргнул. Его дыхание обвевало мне щеки. Он наклонился и поцеловал меня. Так нежно и так сладко. Тело мое пошло мурашками. Внутри все задрожало. В этот момент все ощущения сосредоточились в области рта, в губах: казалось, они распухли и слегка зудели. Его дыханье отдавало табаком и травкой. Затем он оборвал свой поцелуй и сел обратно в кресло. Затянулся и выпустил колечко дыма мне в рот. Не знаю почему, но я подумала: что, если он это проделывает уже не в первый раз?

— Осока, ты тем прекраснее, — промолвил он, — что не знаешь себе цены.

Затем наклонился и снова поцеловал меня.

Мужчина шагал на нас тяжелой поступью. Я знала, что он не представляет опасности. В отличие от проворной собаки, поймать нас он не сможет. Зато сможет сильно навредить, если с одной из сторон перекроет нам дорогу, а если еще сумеет организовать своих питомцев и натравить туда, куда ему нужно, то может просто выиграть битву.

Собаки снова сидели у нас на хвосте. Я чувствовала их дыхание и слышала звук щелкающих челюстей, остервенело кусающих воздух. Тут заяц выкинул совсем уж неожиданный кульбит. Он прямиком рванул к мужчине. Я удивилась, но знала только, что нужно следовать за ним. Для браконьера это явилось полной неожиданностью. За пару ярдов до мужчины мы повернули, потом еще раз резко повернули и в результате обогнули его этаким зигзагом. Мы прошмыгнули в дырку сквозь живую изгородь и вырвались на следующее поле.

Мужчина выругался, псы завизжали. Они продрались сквозь кусты и рванули за нами следом. Я начинала потихоньку терять силы, а заяц, как ни странно, не выказывал ни малейших признаков усталости. Наверное, потому, что я лишь притворялась зайцем. Краем глаза я заметила, как браконьер перемахнул через калитку, и вот он тоже мчится за нами, пока его собаки сокращают дистанцию.

Чез расстегнул мне блузку, груди выпали наружу. Он на секунду замер и зачарованно смотрел на них, будто они таили опасность. Я чувствовала, как силы понемногу возвращаются ко мне, но все еще была безнадежно слабой и совершенно неспособной сопротивляться. Он наклонился и поцеловал мои соски. Сердце бешено забилось. Язык присох к нёбу. Чез присосался к моей груди, потом спустился ниже, прошелся языком по впадинке под грудью, покрыл поцелуями живот.