Черный мел - Кристофер Дж. Эйтс

Пожилой представитель ректората встал и начал бурно жестикулировать, но Длинный быстро подошел к нему, положил руку на плечо старику и что-то зашептал на ухо. Старик как будто удивился, ему стало не по себе. Он снова сел.

Чаду хотелось, чтобы кошмар поскорее закончился. Но, как всегда бывает во сне, он ничего не мог поделать.

Больше всего Чаду хотелось переспать с Эмилией. Ах, Эмилия! Но Эмилия уже занята. Ее увел лучший друг. И теперь Чад втайне мечтал, чтобы лучший друг, его единственный настоящий друг, сам все испортил.

Способность читать чужие мысли отнимала у всех присутствовавших массу сил. Чад догадался об этом, заметив, что все, в том числе Эмилия, опустили головы и закрыли лица руками.

Чад почувствовал себя очень виноватым за такие свои чувства. И еще он винил себя в обмане. Все думали, что он вырос в Нью-Йорке, большом городе, а на самом деле он жил на свиноферме на севере штата. Но самую большую вину он испытывал за то, что занимался онанизмом, даже решил себя ограничивать: раз в месяц, не чаще, да и то только в награду за хорошие оценки. Кроме того, много лет ему не давал покоя страх, что прыщи у него выскакивают из-за мастурбации. Никакие ограничения не помогали…

Мысли продолжали крутиться в голове, но Чад их больше не слышал. Где Митци? Кругом все почернело, все смотрели на него. Вскочили с мест… побежали к нему… стали крениться… ускользать.

XLII(v). — Ты правда ничего не помнишь? — спросила Эмилия.

— Помню «моргом не глазнуть». Еще, кажется, была какая-то шляпа? А потом — ничего. — Чад крепче прижал к голове мокрое полотенце. — Ладно, Джек. Разрешаю тебе ответить. Почему у меня так раскалывается голова, понимаю. Но почему так болит правое плечо?

— А, это торжественное завершение, — ответил Джек. — Ты вырубился. Рухнул как подкошенный. Как дерево в лесу.

— Да, я так и догадался. Надеюсь, я упал не на кого-нибудь из слушателей…

— До людей ты не долетел, — ответил Джек. — Зато упал на камеру. И попал на деньги.

— А почему никто меня не остановил?

— Длинный шепнул старику, что тебе недавно поставили диагноз «рассеянный склероз». Надо сказать, очень умный ход. Старикашка подал знак наставникам — мол, все под контролем, объяснит позже. Когда ты рухнул, хотели вызвать скорую, но Джолион все уладил.

— Погодите, — сказал Чад, садясь и неуверенно озираясь. — Давно я в отключке?

— Четыре часа с лишним, — ответила Дэ. — Сейчас половина седьмого.

— Ах ты… — Чад попытался быстро встать с кровати, но сморщился от боли и снова лег. — Мне ведь правда надо идти…

— Куда? — поинтересовалась Дэ.

— В семь у меня свидание с Митци.

Джек захохотал, но поспешно прикрыл рот рукой, а потом сказал:

— Извини. Я не хотел… С Митци? Имеешь в виду одну из американочек? Они приходили оказать тебе моральную поддержку. Блондиночка? С калифорнийским загаром?

— А что? — спросил Чад.

XLII(vi).Это было французское бистро. В затылке как будто распласталось черное пятно. Если закатать рукав, в глаза бросались синяки, поэтому он опустил манжеты. Столик был забронирован, и Чад ждал, хотя не сомневался — Митци не придет. И все же он понимал: должен ее подождать.

Он сидел вечером в переполненном зале ресторана… один за столом. Что ж, следует понести наказание, да, наказание вполне заслуженное. Наконец управляющий бистро сказал, что он, к сожалению, вынужден просить его удалиться, Чад встал и вышел. Люди за соседними столиками перешептывались, смотрели ему вслед, выразительно поднимали брови и пожимали плечами.

До своего общежития он добрался, никого не встретив. Но Чад был уверен в правильности ожидания ее в бистро, он был также уверен в своих дальнейших действиях.

Под ее дверью виднелась полоска света. Он негромко постучал. Если она у себя, наверное, слушает музыку и не услышит тихий стук. Тогда можно пойти к себе наверх с убеждением — сделал все от него зависевшее.

Но она открыла дверь.

Чад опустил голову.

— Митци, — сказал он, — мне очень жаль.

Она не позволила ему продолжить, закричала:

— Чад, заткнись! Знай, мы собрались и только что решили объявить тебе бойкот. Отныне никто из нас с тобой не разговаривает.

Раньше Чад не замечал, какие у Митци красивые брови: аккуратные дуги, ставшие идеальными от гнева.

— «Сойдет для первого раза»? Ты кем себя вообразил? Чад, я потрясающая. Я гораздо лучше тех страхолюдин, которые тебе встретятся и заразят грязными болезнями. Чад, для таких, как ты, есть название. Ты — жалкий неудачник… к тому же девственник… Я была с тобой вежливой только потому, что жалела тебя. И все наши предупреждают: если ты еще раз подойдешь ко мне или попробуешь заговорить, тебе придется плохо. Мы ни перед чем не остановимся, но добьемся твоего исключения из колледжа! — Она фыркнула перед последней фразой. — Знаешь, Чад, отправляйся к себе в комнату и выпей яду! — Митци захлопнула дверь перед самым его носом, как он и представлял.

Чад с трудом взобрался на верхний этаж. Уже у себя он прислонился к двери изнутри, и его вдруг обдало жаром. В голову пришла ужасная мысль. Раз никто из соотечественников не хочет с ним разговаривать, наверное, он хорошо поступил, унизив Митци. Нет, укорил он себя, это в самом деле ужасная мысль.

Чад свернулся калачиком на постели, прижал подушку к животу. Ему было тошно. Но потом он снова подумал о Митци и даже обрадовался. И этоони называют наказанием?

XLIII(i).Проснувшись, я сразу обнаруживаю у себя симптомы похмелья.

Спиртное удерживает демонов в безвыходном положении ночью, но наутро приглашает их к завтраку.

Почти полдень, а я ничего не способен из себя выжать. Вряд ли я сегодня пойду гулять. Мне хочется только одного: полежать в парке.

XLIII(ii).Джолион, я так счастлива!

Не стану тянуть, мне очень хочется кое о чем тебя спросить. Об одной мелочи, глупости даже. Помнишь мою книгу? Я написала уже четыреста девяносто восемь стихотворений. Неужели я правда всерьез собиралась покончить с собой после до пятисотого? Может быть… когда-нибудь… может быть… В глубине души я даже верила во внушаемые себе мысли. Теперь эти мысли кажутся мне довольно детскими и глупыми.

Впрочем, та рукописная книга по-прежнему со мной. Стихи стали моей неотъемлемой частью. Кстати, вот о чем я собираюсь тебя попросить. Пожалуйста, позаботься о моей книге… Я собиралась придумать какой-то дурацкий предлог — например, что у меня в квартире хлипкие замки, что на прошлой неделе ограбили соседей снизу — но, наверное, лучше будет сказать тебе правду. Будь проклята застенчивость, Дэ, смелее говори! Итак.

Джолион, я хочу, чтобы ты прочел мои стихи. Вот и все. Я писала, писала — и неудачно. Будет славно, если у меня в мире появится хоть один читатель. А поскольку я сама с жадностью пожираю твои слова, обмен кажется мне справедливым.