Ричард Длинные Руки - вильдграф - Гай Юлий Орловский

– Все двенадцать, – проронил Кетлоу.

Геглоу посмотрел на меня налитыми кровью глазами.

– Ни один, – прорычал он, – не вер-рнулся.

Я сказал с сочувствием:

– И какие это злые люди, тролли или кентавры их убили, таких замечательных? Всего-то пограбить хотели, да поубивать малость местных! Разве за такое можно обижаться? Тем более, обижать?.. Но я пришел к вам совсем с другим предложением от нас, лесных огров, а также от людей. Во-первых, никуда ни в какое далекое королевство идти не надо, как вы сделали в прошлый раз. Во-вторых, рыба и эти головастики… как и прочие морские животные, будут к вам приплывать до самой осени.

Гегоо молчал, как и его младший брат Кетлоу, а подозрительный Геглоу прорычал зло:

– Ты обещаешь слишком многое. Значит, и хочешь чего-то большого. Но юлишь, как скользкий угор-рь…

Я вздохнул.

– Да, много вас обманывали, как вижу. Недоверчивые такие, аж чудно. У меня к вам в самом деле есть просьба…

– Ага, – сказал Геглоу со злым удовлетворением, дескать, все люди – сволочи, а также примкнувшие к ним мелкие и гадкие лесные огры, – и что же за просьба?

– Не ходить в эти дурацкие походы, – сказал я. Огры все четверо вытаращили глаза, а я продолжил: – Кочевники вас будут стыдить, насмехаться, говорить, что такие большие и сильные просто обязаны воевать… Кто-то из вас устыдится и захочет взять в руки оружие, но теперь вы можете напомнить про союз со мной. Нарушать – нехорошо. Так что у вас теперь удобная отговорка… Пользуйтесь от моих щедрот!

Гегоо жестом остановил Геглоу, что уже набычился и готовился возражать и спорить.

– Что-то не понял, – прорычал он в великом недоумении. – Ты даришь нам раковину, что будет звать рыбу. Это хорошо.

– Хор-рошо! – впервые прорычал их молчун Кетлоу. – Хор-рошо!

Гегоо сдвинул брови еще плотнее и продолжил с усилием:

– А за это ты хочешь, чтобы мы не ходили в походы… Это тоже хор-рошо. Хор-рошо?

Геглоу промолчал, а Кетлоу и даже простой огр Агоо отозвались единым мощным ревом:

– Хор-рошо!

Гегоо повернулся ко мне.

– Но тогда не понимаю…

– Чего? – спросил я.

– Где твоя выгода? – спросил он тупо.

Я помолчал, развел руками.

– Ты великий вождь, – сказал я наконец с тяжелым вздохом. – Ты понял суть взаимоотношений людей друг с другом и с… другими. Люди ничего не делают без выгоды. Это только у нас, огров, осталось благородство и альтруизм, честь и внутренняя чистота. Но в отношении людей уже трудно поверить, что ими двигает не подлая выгода… Увы, она ими двигает!

Все слушали с великим напряжением, только Геглоу самодовольно оскалил зубы и звучно потер ладони. Звук был такой, словно в камнедробилке растирается в песок мелкая галька.

– Какая выгода? – потребовал Гегоо.

Я окинул их внимательным взглядом, все смотрят настороженно, ждут откровений и привычной человеческой лжи.

– Выгода простая, – ответил я. – Скоро в земли Гандерсгейма вторгнутся орды рыцарей с севера…

Геглоу перебил свирепым рыком:

– Это те, которые убили наших братьев?

Все четверо напряглись, я содрогнулся, огры моментально превратились в рассвирепевших чудовищ, я видел оскаленные пасти, сверкающие клыки, а чудовищных размеров кулаки взлетали над головами.

– Их убили не они, – возразил я, – а дурость вождей похода. Если бы ваших братьев одели в стальные доспехи, все вернулись бы живыми. Но кочевники решили, что огры испугают одним своим видом. Да, их испугались, но когда одни закованы в сталь, а другие почти голые, то даже рост и сила не спасают. Я хочу, чтобы вы остались мирно ловить рыбу и прочую нерыбу, когда вас позовут защищать Гандерсгейм.

Они слушали, я старался говорить медленно и внятно, Гегоо самый сообразительный, не случайно он вождь, однако он тоже тормозит, хотя и сейчас первым покачал головой и сказал:

– Так все-таки где твоя выгода?

Я помолчал, борясь сам с собой, говорить дальше правду или привычно соврать. Огры поняли мою нерешительность, как глубокое раздумье перед важным признанием, ход их тяжеловесных мыслей виден по их мордам.

Я вздохнул и вскинул обе руки.

– Слушайте все! Я скажу вам то, что не знает никто в Гандерсгейме… А я общался очень со многими, поверьте. Но для них я был то простым воином, то десятником, то бродягой… Вам, только вам, скажу всю правду, потому что я такой же, как и вы, – простой и бесхитростный. А вас я полюбил сразу и чувствую, что вам могу доверять полностью. Словом, я и есть тот самый лесной огр, который живет среди людей, зовут меня там – Ричард Длинные Руки. Это я привел в Сен-Мари огромное войско. И я очень скоро приведу еще более крупную, просто несметную армию закованных в прекрасную сталь людей сюда, в Гандерсгейм.

Мертвая тишина обрушилась не сразу, Агоо и Кетлоу замерли, Гегоо и Геглоу сопели и мучительно старались понять, что же я сказал. Наконец все затихли, я видел только вытаращенные глаза и распахнутые в глубоком удивлении рты.

Я не стал держать паузу, закончил веско:

– Потому я, будучи сам в родстве со всеми ограми на свете, где бы они ни находились… очень хотел бы, чтобы вы в предстоящей войне не участвовали. Уверяю вас, я не зря командую этим войском людей. Мы с вами подружимся. К обоюдной выгоде.

Гегоо первым закряхтел, полез пятерней привычно чесать затылок, но прервал на полдороге и проревел тяжело и важно, как полуторатонный майский жук в полете:

– Не могу повер-рить… Но, с другой стороны, кто, как не огр-р, р-решится прийти к нам пр-рямо в наши пещер-ры? Сэр Р-ричард… ты наш самый почетный гость.

Окрыленный успехом, я мчался обратно на небольшой высоте, часто и мощно работая крыльями. Внизу стремительно появляется и моментально проскакивает под пузом желтая пустыня из невысоких золотистых дюн и барханов, сменяется зелеными долинами, мелкими горными кряжами.

Между приземистых гор и холмов из песка я проскакивал, поворачиваясь на бок, но мир не становился на дыбы, как я думал раньше, земля внизу не обращает внимания на мои пируэты и совсем не желает подниматься или опускаться только потому, что кувыркаюсь я.

Когда раскаленный песок сменился зеленой степью, а потом и густыми рощами, я благоразумно ушел вверх, хотя страшиться почти нечего: половину запаса Ледяных Игл в Гандерсгейме точно истратил лично, а еще треть израсходовали, стреляя по мне.

За всю дорогу к Тибору никто не вскинул голову и не проводил меня взглядом, и только когда пересекал реку, на ярко разукрашенных лодках сразу закричали и начали указывать на меня пальцами.

Я поспешно ускорил полет, весь озадаченный, не сразу сообразил, что меня увидели внизу, в отражении.