Бесцветный - Тревор Ной
Шрифт:
Интервал:
– Что?!
Она была так ошарашена. Я сделал это. Я начал ругаться на нее: «К черту вас, леди. К черту вашу программу. К черту вашу школу. К черту вас всех. Пойдемте, ребята! Мы уходим».
Мы не вышли из этой школы, мы ушли, танцуя. Мы танцевали на улице, потрясая кулаками в воздухе. «Давай, Гитлер! Давай, Гитлер! Давай, Гитлер! Давай, Гитлер!» Потому что Гитлер отрывался. Гитлер исполнял самые бандитские танцевальные движения, а эти белые люди не понимали, что с ними произошло.
АЛЕКСАНДРА БЫЛА ФЕРМОЙ, ПЕРВОНАЧАЛЬНО НАЗВАННОЙ в честь жены белого человека, который ею владел. Как Софиятаун и другие черные поселки, расплодившиеся в белых районах до апартеида, Александра начала свою жизнь как самовольное поселение, где местные собирались и жили, когда приезжали в Йоханнесбург искать работу.
В Алексе уникальным было то, что тот фермер продал участки земли нескольким черным арендаторам до того, как владение земельной собственностью стало для черных незаконным. Так что в то время, когда Софиятаун и другие черные гетто сносились и перестраивались, чтобы стать белыми предместьями, Алекс боролась и держалась и – отстояла свое право на существование. Вокруг нее выросли такие богатые белые пригороды, как Сэндтон, но Алекс сохранилась. Поселенцы прибывали и прибывали, самовольно возводя лачуги и хибары. Они выглядели, как трущобы в Мумбаи или фавелы в Бразилии. Когда я впервые увидел фавелы в Рио, то сказал: «Да, это Александра, но на холме».
Соуэто был прекрасен, потому что после наступления демократии вы видели, как Соуэто растет. Соуэто стал настоящим самостоятельным городом. Люди переезжали из трехкомнатных домов в пятикомнатные дома, а потом в дома с тремя спальнями и гаражами. Было, куда расти, потому что кусок земли, отведенный правительством, давал место для строительства. Александра не могла этого сделать. Алекс не могла стать больше, потому что была зажата со всех сторон, и она не могла застраиваться, потому что там не было ничего, кроме хибар.
Когда наступила демократия, в Алекс хлынули люди из хоумлендов. Они строили новые лачуги на задних дворах других лачуг, а к задним стенам этих лачуг пристраивались другие лачуги. Здесь становилось все теснее и сдавленнее – почти 200 000 человек живут на нескольких квадратных километрах. И если вернуться туда сегодня, Алекс не изменилась. Она не может измениться. Изменение для нее физически невозможно. Она может быть только тем, чем является.
Мой друг Бонгани был низким, лысым, очень накачанным парнем. Он не всегда был таким. Всю свою жизнь он был худым, а потом ему в руки попал посвященный бодибилдингу журнал, который изменил его жизнь. Бонгани всегда был популярен, но его репутация действительно пошла на взлет, когда он победил одного из самых печально знаменитых школьных задир. Это упрочило его статус своего рода лидера и защитника ребят из тауншипа.
Бонгани был одним из тех людей, которые пробуждают в каждом лучшее. Он был тем другом, который верил в тебя и видел в тебе потенциал, которого не видел никто другой. Вот почему он притягивал такое количество ребят из тауншипов, и вот почему он так притягивал меня.
Бонгани жил в Алексе, но я никогда не приходил к нему туда, пока мы учились в школе, он всегда приходил ко мне домой в Хайлендс-Норт. Я несколько раз был в Алексе, забегая к кому-то ненадолго, но не проводил там много времени. Я никогда не был там вечером, скажем так. Поехать в Алекс днем – это совсем не то, что поехать туда вечером. По этой причине это место прозвали Гоморрой.
Однажды после школы, незадолго до выпускного, Бонгани подошел ко мне в школьном дворе.
– Эй, пойдем-ка на «район», – сказал он.
– На «район»?
Сначала я не понял, о чем он говорит. Я знал слово «район» из рэперских песен и знал различные тауншипы и гетто, где жили черные, но, говоря о них, не использовал это слово.
Стены апартеида падали в то время, когда стремительную популярность набирал американский хип-хоп, и хип-хоп сделал крутым то, что ты «из района». До этого жизнь в тауншипе была тем, чего стыдились, это было самое днище. А потом мы увидели такие фильмы, как «Ребята с улицы» и «Угроза обществу», и они сделали «район» крутым. Персонажи из фильмов, из песен этим наслаждались.
Ребята в тауншипах начали поступать точно так же, они носили это, как почетный знак: ты больше не из тауншипа, ты – с района. Если ты был из Алекс, это повышало твой уличный авторитет больше, чем если ты жил в Хайлендс-Норте. Так что, когда Бонгани сказал: «Пойдем-ка на «район», – мне было любопытно, что он имеет в виду. Мне захотелось пойти и узнать.
Когда Бонгани взял меня в Алекс, мы попали туда, как большинство, – со стороны Сэндтона. Ты проезжаешь через один из самых богатых районов Йоханнесбурга, мимо огромных роскошных особняков и огромных денег. Потом ты проезжаешь через промышленный район Уинберг, отделяющий богатых и белых от бедных и черных. У въезда в Алекс находится огромная стоянка микроавтобусов и автостанция под открытым небом. Это та самая шумная, хаотичная базарная площадь, которую можно увидеть в фильмах про Джеймса Бонда и Джейсона Борна. Это прямо-таки Центральный вокзал Нью-Йорка, но без здания. Все перемещается. Все находится в движении. Кажется, что вчера здесь ничего этого не было, кажется, что завтра ничего этого здесь не будет. Но каждый день все выглядит в точности так же.
Разумеется, прямо у стоянки микроавтобусов находится «KFC»[14]. В ЮАР неизменно одно: там всегда есть «KFC». «KFC» кормит черных. «KFC» никогда не обманывал. Они появились в районах раньше «Макдоналдса», раньше «Burger King», раньше всех остальных. «KFC» был чем-то вроде «Йоу, мы здесь для вас».
Как только ты проходишь мимо стоянки микроавтобусов, ты оказываешься в самой Алекс. Я знал мало мест, настолько наэлектризованных, как Алекс. Это муравейник с постоянной человеческой активностью, весь день, люди приходят и уходят, гангстеры спешат, уличные парни бездельничают, дети бегают вокруг. Всей этой энергии некуда деваться, нет и механизма ее рассеивания, так что временами она прорывается невероятными актами насилия и сумасшедшими вечеринками. Только что это был спокойный день, люди отдыхали, занимались своими делами, а в следующий момент появляется полицейский автомобиль, преследующий гангстеров и несущийся по улицам, начинается перестрелка, над головой кругами летают вертолеты. А через десять минут – словно ничего и не было, все продолжают отдыхать, суетиться, приходить и уходить, бегать вокруг.
Стены апартеида падали в то время, когда стремительную популярность набирал американский хип-хоп, и хип-хоп сделал крутым то, что ты «из района».
До этого жизнь в тауншипе была тем, чего стыдились, это было самое днище.
В Александре – сетчатая планировка улиц. На улицах асфальт лежал на мостовых, на тротуарах в основном нет. Цветовая гамма – шлакобетонные блоки и волнистое железо, серый и темно-серый, перемежаемые яркими цветовыми пятнами. Эти пятна – вот что. Кто-то покрасил стену в желто-зеленый цвет, или висит ярко-красная вывеска торгующего на вынос кафе, или, может быть, кому-то удалось раздобыть ярко-синий кусок листовой стали. Если говорить об элементарной санитарии, то ее почти не было. Мусор громоздился повсюду, подожженный мусор обычно несло ветром по какому-нибудь переулку. В районе все время что-то горело.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!