Предположение - Аврора Роуз Рейнольдс

дверь моей старой спальни, видя, что все остальные открыты.

— Что за ерунда? — спрашивает он, останавливаясь как вкопанный, и я врезаюсь ему в спину.

Я проскальзываю мимо него в комнату и вижу, что Табс стащил лампу с прикроватного столика на пол. К счастью, она не сломалась. Я поднимаю его и прижимаю к груди.

— Плохой щенок, — бормочу я, целуя его мохнатую головку.

— Это что? — спрашивает Кентон.

Я смотрю на него и улыбаюсь.

— Это Табс. — Я протягиваю его Кентону, и он извивается в руках, высовывая язык, пытаясь дотянуться до лица Кентона. Я перевожу взгляд с Табса на моего растерянного мужчину, который смотрит на собаку, как на инопланетянина.

— Как он сюда попал?

— Приехал на моей машине, — говорю я, прижимая его к груди и гладя за ушами, а тот поскуливает.

— Положи его обратно в машину и отвези туда, откуда он приехал.

Я поднимаю глаза и прищуриваюсь.

— Я оставлю его.

— Детка, ты понимаешь, как много с ним будет хлопот?

Нет, но я поговорила с очень милой девушкой в зоомагазине, и она позаботилась о том, чтобы у меня было все необходимое — от еды до усыпанного стразами ошейника.

— Много хлопот, — говорит он, глядя на меня.

— Но я люблю его, — надуваю я губы, накрывая его крошечную головку своим подбородком.

Его взгляд падает на мой рот, потом на Табса.

— Черт. — Он качает головой, потом протягивает руку и гладит Табса по макушке. — Что это за порода?

— Американский эскимос, — шепчу я, когда он берет его из моих рук и прижимает к груди. Мое сердце тает при виде того, как он обнимает щенка.

— Ладно, детка.

— Что? — не верю я. Как-то это слишком просто.

— Мы оставим его.

— В самом деле?

— Я, наверное, пожалею об этом после первого же раза, как он помочится в доме, но да, — говорит он, наклоняясь ко мне, целуя улыбку на моем лице. — Не вздумай, — говорит он Табсу, когда тот пытается вмешаться в наш поцелуй.

Я смеюсь и обнимаю его за талию, глядя в глаза.

— Спасибо, дорогой.

— Ты моя должница.

— Все, что захочешь.

— Запомни эти слова, — говорит он с хитрой усмешкой, но потом я вспоминаю выражение его лица, прежде чем он побежал вверх по лестнице.

— Ты думал, у меня здесь кто-то есть? — спрашиваю я, хмурясь и думая о боли в его взгляде, который я поймала.

— Нет, но ты вела себя странно, а потом этот грохот, так что я не знал, что и думать.

— Я бы так с тобой не поступила, — тихо убеждаю я. Одна эта мысль словно свинцовой тяжестью давит.

— Я знаю, — Он обхватывает рукой мою челюсть, — но иногда, когда у тебя есть что-то, что кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой, начинаешь бояться, что все рухнет. — У меня перехватывает дыхание и слезы наполняют глаза. — Ты, Отэм Фримен, самое важное в моей жизни.

— Прекрати, — выдыхаю я.

— Я люблю тебя, детка.

— Я тоже тебя люблю, — всхлипываю я, утыкаясь лицом ему в грудь, и Табс, пользуясь случаем, начинает лизать мне лицо, и слезы перерастают в смех.

Кентон снова наклоняет мою голову назад, целуя меня.

— А где его конура? — спрашивает он, отстранившись.

— Конура? — ошеломленно уточняю я.

— Где он будет спать, — подсказывает он.

— О, я купила ему подстилку, — я указываю на большую пушистую собачью подстилку, которая лежит посреди комнаты, куда ее, без сомнений, перетащил Табс.

Кентон смотрит на меня, потом на подстилку и вздыхает.

— Возьми его поводок и ошейник.

— Зачем? — спрашиваю я, подходя к пакетам, которые положила на кровать со всеми его вещами. Я копаюсь в них, пока не нахожу голубой ошейник со стразами и подходящий поводок. Оборачиваюсь и, склонив голову, снимаю бирки с обоих предметов.

— Черт возьми, нет!

Я вздрагиваю от его голоса и поднимаю голову.

— Что?

— Он же мальчик!

— Знаю, — говорю. — Поэтому и купила голубенький. — Я демонстрирую ошейник и поводок.

— На нем же стразы!

— Девушка в зоомагазине сказала, что они популярны. Я даже купила ему пару голубых костюмчиков.

— Так, нам нужно сделать две остановки — одну до доомагазина «Петко», а вторую — там, где, черт возьми, ты купила все это дерьмо, чтобы мы могли его вернуть.

— Нам не нужно возвращать его вещи!

— Сегодня на улице было 37 градусов, влажность восемьдесят процентов. Он весь в меху. Когда, черт возьми, ему носить вещи?

Это хорошее замечание, но я не собираюсь сдаваться; вещи, которые я купила, очень милые.

— Он может носить их дома. — Я пожимаю плечами и иду к нему с расстегнутым ошейником, чтобы надеть на шею Табса.

— Он не будет ходить по дому в одежде, — Кентон качает головой, вырывает у меня из рук ошейник и передает мне Табса.

Я поворачиваюсь и смотрю, как он возвращается к пакетам с вещами, которые я купила, просматривает их и все время что-то бормочет. К тому времени, как он заканчивает, единственное, что он оставляет, — это собачий корм.

— Пойдем. — Он кладет руку мне на поясницу, выводит из комнаты, и мы спускаемся вниз, к машине.

Когда возвращаемся вечером домой, у Табса есть новый домик, несколько игрушек и простой черный поводок с ошейником, но я вышла из магазина с новым поводком с голубыми сердечками, к огромному неодобрению Кентона.

***

— Останови его, — кричу я, бросаясь за Табсом, который убегает от меня с одним из моих лифчиков в пасти.

Кентон преграждает ему путь и наклоняется, поднимая меховой комочек, который все еще грызет мой лифчик, а когда Кентон пытается отобрать его, Табс начинает вести себя так, словно это игра в перетягивание каната.

— Плохой щенок, — ругаю я, разжимая пальцами его челюсти и хватая свой лифчик, который теперь покрыт собачьей слюной. — Это не смешно, — огрызаюсь я Кентону, когда тот хохочет.

Я возвращаюсь в ванную, бросаю лифчик в корзину и достаю новый из ящика с нижним бельем.

— Я же говорил тебе, что от щенка одни хлопоты, — напоминает он, входя в ванную следом.

— Знаю, но он такой милый, — говорю я, перекидывая бретельки лифчика через плечи и застегивая его на спине.

Он снова смеется, но на этот раз вибрация смеха касается меня, когда он обнимает меня за талию.

— Ты уверена, что тебе нужно на работу? — спрашивает Кентон, целуя меня в шею.

— Хотела бы я этого не делать. — Я поворачиваю голову в сторону, подставляя шею под его губы.

— Оставайся со мной дома.

Я слышу мольбу в голосе и поворачиваюсь в его объятиях, глядя ему в глаза. Знаю, что после того, что