Статистике вопреки - Алиса Евстигнеева

— Тогда что?

— Я правда таблетки принимала. Просто это было в медицинских целях, а не для контрацепции… И иногда я косячила со схемой приёма.

Орлов довольно усмехнулся, накрыв мой живот своей ладонью.

Так, ладно, об этом я тоже подумаю не сегодня.

И да, судя по обилию этих “не сегодня”, меня можно было смело записать в последовательницы Скарлетт О`Хара.

— Теперь всё понятно, кто тут у нас птица залётная, — не смог Лёха удержаться от своей “гениальной” остроты, за что сразу же получил в бок.

— Я бы на твоём месте помалкивала!

— А что я? Я всегда аккуратно, — продолжил издеваться он и схлопотал от меня очередной тычок.

Оправдываться я не стала, в конце концов, он тоже был причастен.

Лёгкий поцелуй в мою макушку, который видимо должен был меня успокоить. Но я продолжала изображать из себя сопящего ежа.

— Ладно, — смилостивился этот невыносимый мужчина. После чего действительно сделался серьёзным. — А как было с Женей и Тасей? Окей, в случае с Тасей я ещё готов признать, что помню всё несколько смутно, но про Женю… В общем, презервативы там были абсолютно точно.

— Аналитик фигов, — презрительно хмыкнула. — Помнит он...

Мои старшие классы ничем выдающимся не запомнились — только учёба, подготовка к экзаменам, родители и Лёшка. Последний, к слову, мечтал свинтить из школы сразу после девятого класса, но дядя Игорь, у которого, как выяснилось, имелись свои планы на старшего сына, настоял на том, чтобы Лёха отправился в десятый класс. Впервые в жизни наши взгляды на ситуацию с Орловым-старшим совпали, правда мотивы всё же были разные. Дядя Игорь в тайне вынашивал план, что его сын станет “большим” человеком, а я наивно полагала, что без высшего образования никуда. Поэтому тянула друга едва ли не за уши, заставляя готовиться к экзаменам. И когда Лёша стал избегать наших встреч, я злилась, пребывая в абсолютной уверенности, что друг нагло увиливает от занятий. На деле же оказалась, что у него любовь…

Он так и заявил одним осенним вечером, развалившись на моей кровати и мечтательно глядя в потолок:

— Алькатрас, я влюбился!

Мягко говоря, я удивилась. Немного склонив голову на бок, с недоверием глянула на Орлова. Дело в том, что моя личная система ценностей на тот момент не включала такое понятие, как “любовь”. В то время, когда мои сверстники влюблялись — встречались — расставались,  я шла по чётко расписанному плану, согласно которому нужно было сначала отлично закончить школу (и дело тут было не в медали, все и так прекрасно понимали, что золото моё), поступить в университет, потом аспирантура, преподавательская деятельность, и где-нибудь там, к тридцати годам, можно было подумать о любви и семье, что для меня было неразделимо. То есть попросту тратить свои силы на непонятную интрижку казалось мне нецелесообразным.

Теперь же, будучи взрослой тридцатилетней тётенькой с двумя детьми и двумя "недороманами" за плечами, мне остаётся только диву даваться, какой же я всё-таки была далёкой от жизни.

Но сейчас пока не об этом.

Лёшка расплылся в глупой улыбке, вынуждая меня напрячься.

— В кого?

Он бросил на меня быстрый взгляд из серии “Ну это же очевидно!”, после чего милостиво пояснил:

— В Риту!

После той памятной встречи у меня дома Лёшка продолжил своё общение с Анисимовой. Я об этом знала, но не от Орлова, а от самой Риты, которая иногда упоминала его имя в своих многочисленных разговорах с подружками, но я не придавала этому никакого значения. Сам же Лёша мне ничего не рассказывал, а следовательно, для него это ничего не значило (моё первое неверное логическое допущение). К тому же я искренне не понимала, как вообще с Ритой можно было дружить (моя вторая ошибка).

Безусловно, она была красивой, даже я, абсолютно равнодушная ко всем этим женским штучкам и модным шмоткам, понимала это. На этом, согласно моему мнению, все её достоинства заканчивались. Но вот у Орлова вдруг оказался свой взгляд на ситуацию. Настолько свой, что он вдруг вылился в это непонятное мне “Я влюбился”.

— Она же тупая, — вырвалось у меня. Справедливости ради тут стоит отметить, что масштабы Риткиной глупости были несколько мной преувеличены. Дурой она не была, но, имея интересы, чуждые тем, коих придерживалась я, казалась мне недалёкой и приземлённой. — У неё же всякий бред на уме…

— Аль, — вздохнул Лёха, привыкший к моим своеобразным умозаключениям, — не всем же быть такими умными, как ты. Есть те, кто попроще. Например — я…

Тот факт, что он противопоставил меня себе, больно царапнул что-то внутри. Ещё не понимая суть своей обиды, я вдруг взъерепенилась.

— Ты просто, как типичный мужик, клюнул на смазливое лицо!

Не знаю, откуда взялись эти суждения о мужской натуре в моей светлой головушке (явно не от родителей), но ударили они неожиданно метко.

— Стерву выключи, — с нажимом в голосе потребовал бывший одноклассник, резко сев на кровати.

— Я стерва?! — тихо прибалдела, выпуская наружу  внутреннего дикобраза. — К своей Анисимовой бы лучше присмотрелся! Вот где уж точно всем стервам стерва!

Он покачал головой, поднимаясь на ноги.

— Тебя какая вошь под хвост укусила?

— Никакая, — надулась я. — Не моя вина, что ты такой же ограниченный, как… — мозгов оборвать себя на полуслове у меня хватило. Всё-таки унижать Орлова я не планировала, всё ещё веря в то, что рано или поздно он прозреет.

— Как кто? — подбоченился Орлов, хмуро глянув на меня. В его взгляде читалось такое недовольство, что я невольно растерялась. Это была наша первая ссора, и что с ней делать, я не знала.

Смущённая происходящим, я первая разорвала зрительный контакт, виновато опустив голову вниз.

— Никто, — тихо пробормотала себе под нос.

Лёша немного помолчал, после чего предложил:

— Ладно, давай не будем об этом.

Он просидел у нас ещё пару часов, хотя обоим явно было неловко. Я предпочла сбежать к маме на кухню — помогать ей с ужином и мытьём посуды, Лёшка же остался развлекать моего папу, с которым они до сих пор умели вести часовые разговоры. 

Мама поняла всё сама, без лишних вопросов.

— Алечка, — мягко заметила родительница. — Он просто вырос…

— А я?! — против своей воли воскликнула обычно сдержанная я.

Инесса Робертовна ободряюще улыбнулась и ласково погладила меня по голове:

— А у тебя свой путь…

***

Что такое свой путь, я так и не поняла, но поверила маме на слово, пытаясь примириться с тем, что в жизни Лёшки появился кто-то ещё. У него и до этого было много друзей, но наша дружба всегда находилась на каком-то особом уровне, как если бы она была всегда и ничто не способно было её развести, словно мы приходились друг другу… родственниками. Последнее открытие мне не понравилось. Уж в сёстры к нему я точно не стремилась, но и роль, занимаемую в его жизни, резко перестала понимать.