Статистике вопреки - Алиса Евстигнеева

К концу десятого класса мы вдруг пришли с неожиданным пониманием, что наше общение зашло в тупик.

Раньше мы всегда выезжали за счёт взаимопомощи и поддержки, но Лёшка вдруг без всяких предпосылок стал стремиться к самостоятельности и на любые мои попытки помочь ему с учёбой или же выбором будущей профессии небрежно отмахивался, стоя на своём: “Сам разберусь”.

Я всё чаще стала видеть его с Риткой, и не только у нас "на районе". Орлов после уроков — а то и вместо — стал приезжать к нам в гимназию. Сталкиваясь у ворот, мы неловко кивали друг другу, и я спешила уйти прежде, чем увижу их обжимания с Анисимовой. Своё поведение я объясняла тем, что у меня и так было слишком много дел, чтобы тратить своё время на всяких там…

Таким образом, наше общение так или иначе практически сошло на нет. С Лёшкой мы морозились почти год, в течение которого я успела в полной мере познать степень своей изолированности от людей. Я уже пребывала в том возрасте, когда родители были не в состоянии компенсировать мне недостаток общения. С “новыми” одноклассниками всё также не клеилось: не ругалась с ними, и на том спасибо. Знакомые из многочисленных кружков были слишком “тихими” и не способными удовлетворить мою потребность в новых эмоциях. А подойти первой к Орлову попросту не хватало духу, поэтому я предпочитала надменно проходить мимо в моменты наших редких встреч.

Я слишком привыкла его считать своим, без всяких лирических и романтических настроений, и смену его жизненных приоритетов восприняла как личное предательство.

— Аль, да позволь ты Алексею жить своей жизнью, — иногда вступался папа за своего бывшего протеже.

На что я лишь презрительно хмыкала. Масла в огонь подливал цветущий вид Анисимовой, которая, как мне казалось, периодически кидала в мою сторону победоносные взгляды.

Всё изменилось зимой одиннадцатого класса, когда одним холодным февральским вечером родители уехали в деревню к вековой маминой тётке, которая, несмотря на свою глубокую старость, отказывалась переезжать в город.

На часах была почти полночь, когда я, воспользовавшись отсутствием взрослых и их контроля, отрывалась по полной, читая Рекса Стаута едва ли не до самого утра, уж больно мне нравился аналитический ум Ниро Вульфа и, чего уж греха таить, обаяние Арчи Гудвина.

Сначала по квартире разнеслась пронзительная трель звонка, почти сразу же сменившаяся громкими и хаотичными ударами в дверь. Испугалась, нервно подпрыгнув в глубоком отцовском кресле (читать я предпочитала в профессорском кабинете — да-да, был у нас и такой пережиток прежних времён).

К двери я кралась аки начинающий ниндзя, делая шаг и прячась за каждый косяк, усилием воли убеждая себя в том, что Арчи Гудвин вряд ли спасовал бы перед такими мелочами.

В глазке обнаружился Лёшка, отчего-то шатающийся из стороны в сторону и для устойчивости держащийся за нашу ручку. Я замерла, наблюдая за ним и не зная, что мне делать.

В конце концов он сдался и… перестав ломиться в закрытую дверь, буквально уселся на пол, уперевшись спиной в единственную физическую преграду, разделяющую нас. Сначала я было подумала, что он просто ошибся направлением и вместо родительского дома неверные ноги привели его к нам. Но вдруг Лёшка нетвёрдым голосом сообщил:

— Альбинка, я слышу, как ты дышишь.

Я вспыхнула, заливаясь краской, и не потому, что была поймала на том, что не открыла ему дверь сразу, а потому что… откровенно любовалась плохо различимыми очертаниями родной фигуры в окуляре глазка. Накрыла свой рот ладонью, в надежде, что хоть так сумею скрыть своё присутствие.

— Я соскучился, — вдруг совсем невпопад заметил он, громко стукнувшись затылком о дверь, по причине чего смачно выругался. — А вообще, знаешь, вокруг одна такая жопа… что тошно. Но ты не подумай… Я тут немного ещё посижу и куда-нибудь пойду.

Куда-нибудь...    

Медленно стравив воздух из лёгких, я щёлкнула замком и толкнула дверь от себя, совершенно позабыв, что по ту сторону сидело тело. Раздался неожиданно громкий грохот, и я взглянула на хмурого Орлова, развалившегося на лестничной площадке. Стояла прямо над ним, непонимающе наблюдая за тем, как его лицо невообразимо светлеет и расплывается в счастливой улыбке.

— О, Альба! — жизнерадостно воскликнуло это чудовище, лежащее у моих ног.

Сказать что-нибудь умное мне не дала ругань, раздавшаяся за соседской дверью:

— Лёшка, скотина, это ты? — вопил дядя Игорь на весь подъезд.

— Упс, — сделал губы буквой “О” соседский отпрыск. — Сейчас что-то будет.

Переполошившись, схватила Лёху за пуховик и что было мощи дёрнула его за собой в прихожую. Повалив подставку для зонтиков, что стояла у самого входа, мы кубарем полетели на пол под уже доносящиеся из подъезда звуки отпираемого замка и тяжёлого мужского дыхания.  И пусть решение пришло за считанные секунды, для меня они показались целой вечностью. Подскочив с пола, я с чувством пнула орловские ноги, которые всё ещё продолжали компрометирующе торчать за порог (Лёха ещё умудрился начать ворчать, недовольный таким бесцеремонным обращением с царским телом).  Когда преграда была убрана, я дотянулась до ручки и с размаху захлопнула дверь, после чего, вмиг растеряв всю свою грацию и проворность, запнулась и по инерции рухнула на эту пьяную тушку, что развалилась у нас в прихожей.

Алексей, не ожидавший, что что-то прилетит на него сверху, рвано выдохнул, обдав меня стойким запахом алкоголя прямо в лицо и вынудив поморщиться.

— Привет, — виновато улыбнулся он.

Лёжа на нём сверху, я слегка приподнялась на локтях, чтобы было удобней смотреть в его глаза, которые так и блестели при слабом свете коридорного светильника. Между нами повисла пронзительная пауза, сердце совершало нервные кульбиты и, казалось, планировало совершить побег прямо из грудной клетки.

Хотелось сказать хоть что-нибудь толковое, я даже рот приоткрыла, но ни одной дельной мысли так и не пришло на ум. Оставалось лишь хлопать ресницами, глубоко дышать и смиренно прижиматься к Орлову, боясь лишний раз пошевелиться.

Лёха оторвал голову от пола и уставился на мои приоткрытые губы, я сдавленно сглотнула и… За дверью послышался отборный мат и тяжёлые шаги.

— Лёшка, чтоб тебя, — ругался его отец, топчась на лестничной площадке. — Найду — выпорю!!!

Мы резко отпрянули друг от друга, как если бы кто-то мог увидеть нас сквозь стены, вновь успешно пнули несчастную подставку для зонтиков, возмущенно отозвавшуюся металлическим гулом, подобным удару в гонг.

— Вот ты где, засранец! — подал голос дядя Игорь.

Мы с Лёхой синхронно отъехали на наших задницах на метр вглубь квартиры.

— Свет, — догадалась я первой, подскочив на ноги и щёлкнув выключателем, погрузив прихожую во мрак, один лишь глазок продолжал светить белой точкой, пока с той стороны его не перекрыла тень.

— Я знаю, что ты у подружки своей прячешься, а ну открой! — и в качестве  подтверждения серьёзности намерений — два сильных удара в дверь.