Чудо хождения по водам - Анатолий Курчаткин

– Заждались! – бурлящей лавой обрушилось на В. – Где тебя носит? Весь запас кофе, что был, перевели! И не связаться! Безобразие! На выговор в приказе нарываешься?

Он заговорщически подмигнул В., послал ему тайное сообщение: не продал ни в чем, и о новом телефоне тоже ни слова. А уж выговор в приказе – чистейшая бутафория.

– Помилосердствуйте, – ответствовал В. директору по связям такой же бутафорией.

Директор по связям хохотнул – он получал удовольствие от плетения не имеющих особого смысла, невинных интриг:

– Прощу на первый раз! – И взялся за колеса, тронул себя потихоньку навстречу В., откровенно метя мимо него в дверь. – Вы тут поговорите, я понимаю, вам есть о чем. А я развеюсь пока. Странный денек! А? – обдал он В. новой порцией лавы, прокатывая мимо него.

– У меня теперь каждый день странный, – разворачиваясь следом за ним – больше для того, чтобы избавить себя от взгляда жены, – сказал В.

– Терпи, казак, атаманом будешь! – возгласил директор по связям.

Он выкатился из кабинета, дверь за ним закрылась, абсурдно было стоять к жене спиной и дальше, – В. повернулся. Но вовсе не за столом, на прежнем своем месте, оказалась жена. Она была тут, рядом, подобравшись с кошачьей неслышностью. И только он повернулся – руки ее неистово обвились вокруг него, она не приникла – впаялась в него всем телом, губы ее исступленно впились в его губы. Милый, дорогой, любимый, бесценный мой, оторвавшись от его губ, с жаркой отчаянностью закричала шепотом она ему в ухо, мой родной, мой хороший, мой лучший в мире! Это обман, морок, это тебе примнилось, ничего не было, я верна тебе, милый мой, верна, верна! Он пытался снять ее руки с себя, – ничего у него не получалось. Казалось, у нее не две руки, их десять, двадцать, она обвивала его ими, как вьюн намертво обвивает своими многочисленными слабыми усиками облюбованную опору, и вот его уже не отодрать от жертвы, он намертво прикреплен к ней, – если только перерезать стебель, лишив живых соков.

Но все же он отодрал ее от себя. Отодрал – по-другому не сказать. Мертвой хваткой сжал ее руки в запястьях и отвел от себя. Опусти, ты что, мне больно! Как ты со мной… так нельзя! – лицо ее исказилось гримасой жалобного негодования. Отпусти, сейчас же, суставы мне вывихнешь, не смей!.. Отпущу, если обещаешь держаться от меня на расстоянии, сказал он. Обещаю, как поклялась она.

Он отпустил – и в тот же миг вновь был весь обвит ее усиками, спеленут их цепким, мертвым обхватом; и полушки не стоило клятвенное обещание жены.

– Ты мой, мой! Ты не бросишь меня! Я люблю тебя, люблю тебя! И ты любишь меня, и нечего фокусничать! – Твердая уверенность в своем праве говорить ему эти слова, обвивать, облепливать своими хваткими, цепкими усиками была в ней. – Хочешь меня?! – словно была жарко охвачена неодолимой страстью, неожиданно вопросила она В. в самое ухо. Ее быстрый влажно-горячий язык остро сунулся ему в ушную раковину, обежал по кругу и выскользнул наружу, обдав В. помимо воли ознобом желания. – Давай! Давай прямо сейчас! Прямо здесь! Никто не войдет! Пока сами не позовем! Хочешь на столе? Я тебе дам на этом столе! Я тебе буду женой-любовницей! Я тебе докажу! Вот прямо здесь, вот сейчас! – И влекла его своими двумя (или тремя?) десятками рук к столу для совещаний, изловчилась распустить ему брючный ремень, расстегнуть кнопку на поясе, дернула вниз молнию. Но, расстегнув молнию, она решила подготовить и себя, рука ее оставила его, чтобы заняться собственной одеждой, и озноб вожделения, окативший В., стремительно сменился морозной ясностью отрезвления. У нее осталось лишь две руки, и сейчас, когда от одной из них он был свободен, ему не составило труда вновь отстранить ее от себя.

– Ты что?! – яростным шепотом возопила она. – Ты отказывешь мне? Ты отказываешься от меня?! Мерзавец! Отказывать женщине! Жене! Любящей!

– Ты мне не жена больше, я тебе уже говорил! – преодолевая ее сопротивление и ведя к двери, так же шепотом проблажил он. – Ты мне не жена, я тебе не муж! Все, прими это и начинай новую жизнь. Все!

– Ты бросаешь детей?! – возопила она теперь. – Ты понимаешь, что ты бросаешь детей?! Я не дам тебе с ними видеться! Никогда! Ни при каких условиях!

Чудная, должно быть, была картина, когда он появился с женой в приемной. Она – фурия из древнегреческих мифов, он – с распахнутой ширинкой съезжающих на бедра брюк, козлоногий сатир, волочащий свою жертву в укромное место. Барби-секретарша вскочила на ноги и застыла, выкатив кукольные глаза, директор по связям, снова занявший позицию у дальнего торца ее стола, схватился за колеса и дернулся было навстречу В. с женой, но тут же остановился и тоже застыл подобно секретарше.

– Он сошел с ума! Он спятил! Ему нужна врачебная помощь! – крикнула жена, апеллируя к директору по связям.

Директор по связям неуверенно вновь было толкнул себя вперед и вновь остановился.

– Врача! Ему нужно врача! Его нужно в больницу! – не оставила своих попыток докричаться до директора по связям жена.

Все так же стискивая ее руки в своих, В. заставил жену дойти до двери приемной, открыл и, выставив жену наружу, подпер дверь собой. Он опасался, что жена станет рваться обратно. “Пожалеешь, ты пожалеешь, ты очень обо всем пожалеешь!” – звучал в ушах защемленный на полуслове дверью ее яростный шепот. Он постоял-постоял, прислушиваясь к звукам в коридоре, все было тихо, и В. оторвал себя от двери.

Устремленные на него взгляды барби-секретарши и директора по связям были полны бесстыдного любопытства.

– Что, – угрюмо выдавил из себя В., – семейных сцен не видели? У самих ничего подобного не случалось? – Он вжикнул молнией, застегнул пуговицу, застегнул ремень. Мне в бухгалтерию возвращаться? – обращаясь лишь к директору по связям, спросил он.

– Без необходимости! – Директор по связям так и взбурлил. Все же ему было радостно вернуться к понятным и по-настоящему интересным ему делам службы. – Поколупались-поколупались, как ты ушел, еще минут двадцать, подхватились – и фюйть! Ну будто ты их за собой увел. И никаких претензий. Ни малейших! Акт составили – чистейший кристалл. Через двадцать минут после тебя! А собирались на несколько дней с проверкой зарядиться. И какие угрозы были!

– Не уводил я никого, – буркнул В. – И в мыслях такого не было.

– А я разве утверждал, что увел? – Директор по связям заговорщически посмотрел на барби-секретаршу, словно призвал ее в свидетели. – Я сказал: “будто”!

– Вы, наверное, не отдавали себе отчета в своих мыслях, – послушно поддержала начальника барби-секретарша. – А желание такое было.

Безапелляционность ее замечания оказалась неприятна В.

– Да вы, я вижу, лучше меня знаете о моих желаниях.

– Ладно, ладно, – тоном доброго дядюшки, увещевающего не в меру расшалившихся племянников, произнес директор по связям. – Как бы то ни было, все разрешилось наилучшим образом. – Многозначительная, исполненная сурового смысла пауза последовала за его итожащими словами. – А закажи-ка нам сюда из буфета обед, – посмотрел он на барби-секретаршу. От доброго, снисходительного дядюшки не осталось и следа. – Проголодались. Уж обеденное время заканчивается. Проголодался? – устремил он начальственно-покровительственный взгляд на В. – Пообедаем?