Осада Монтобана - Жюль Ковен

— Где отыскать курьера? И как доберётся он до его высочества, когда вокруг полно лазутчиков? — спрашивал себя вслух Робер, сжимая руками лоб.

Морис дотронулся до его плеча, чтобы привлечь внимание.

— Если я хорошо вас понял, граф де Трем, — сказал он, смело смотря ему в глаза, — вы за минуту назад назвали меня четвёртым своим братом. Теперь я вижу, что ваши слова были лишь простой учтивостью.

— За одну ту услугу, которая привела вас сюда, Морис, мы уже готовы доказать вам вашу благодарность на деле, и не пустыми словами.

— Наша жизнь принадлежит вам не менее вашей собственной, клянусь честью, — сказал Анри с жаром.

— Попробуйте клинок, прежде чем сомневаться в его закале, — прибавил поучительно Урбен.

— Если вы мне так преданы, разве и я в свою очередь не принадлежу вам? Разве вы не поняли доброго гения вашего семейства, вашей возлюбленной Камиллы, что следует прислушаться к её совету довериться мне, как доверились бы вы ей самой? Я пренебрёг всеми опасностями, чтобы предостеречь вас, и вот цель моя достигнута. Подобная удача разве не может выпасть на мою долю ещё раз? Я готов доставить герцогу Орлеанскому известие, передать которое кому-нибудь другому действительно было бы опасно.

— Отличная мысль! — вскричал пылкий виконт.

— Я уже думал об этом, брат Морис, — серьёзно сказал Робер, — но предложить вам не решался. Вы раз уже жертвовали собою для нас, имел ли я право прибегать ещё к вашему великодушию?

— С того дня как решился вас спасти, я душою и телом предан вашей цели. Пишите скорее к будущему правителю Франции, полковник. Я забегу только обнять отца и сестру и отвезу ваше письмо в Париж. Или, что будет ещё лучше, не пишите вовсе. Как бы тщательно не было скрыто письмо, лазутчики кардинала сумеют его отыскать, если остановят посланного. Передайте мне на словах, что я должен сообщить белой лилии; это гораздо вернее и яснее условных фраз, которые всегда остаются отчасти тёмными по своей неудовлетворительной краткости.

— Без сомнения, я и не колебался бы ни минуты... но я поклялся принцу не открывать никому смысла нашей тайной переписки, — сказал Робер с усилием.

— Полковник, вы сомневаетесь во мне?! — вскричал Морис.

— Это уже слишком, чёрт возьми! — осмелился заметить Анри вполголоса. — Положим, нас не удостаивают доверия в ключевых моментах, но не доверять брату Валентины, который нас спасает, против этого нельзя не восстать!

Урбен наклонил голову в знак согласия.

«В самом деле, — подумал граф де Трем, — нашего условного словаря не будет достаточно, чтобы передать герцогу Орлеанскому всё положение дела и подлую измену его капеллана».

Движением руки он удалил майора и поручика и подозвал Лагравера к углублению окна.

— Итак, — начал он шёпотом, — я доверяю вам судьбу принца королевской крови, моих братьев и ещё многих других, не менее знатного рода... В руках у вас будет и то, что мне во сто раз дороже жизни: моя честь!..

Он внезапно замолк и стоял с неподвижным взором, как окаменелый.

редмет, который так сильно поразил полковника де Трема, по-видимому, однако, не заключал в себе ничего удивительного. В окно он увидал перед своим домом, на лошади, покрытой пеной, толстого фламандского повара, защищавшегося от полдюжины солдат варёного морского рака, громадной величины. Толстяк высоко поднимал над головою свою ношу и кричал во всё горло:

— Я привёз его полковнику! Он сварен на славу! На славу! Я хочу вручить его сам, обжоры вы этакие!

— Урбен, — обратился граф к младшему брату, — ступай скорее выручить этого крикуна и приведи его ко мне сию же минуту.

В ту эпоху заговоров и тайных интриг приверженцы разных партий имели обыкновение принимать какой-нибудь условный знак — иногда чрезвычайно странный — по которому они узнавали друг друга. Таким образом несколько лет позднее пучок соломы или простая бумажка служили отличительным признаком многочисленных завистников Мазарини. Ещё позднее противники знаменитого итальянца, который правил Францией от имени Анны Австрийской во время малолетства Людовика XIV, приняли своею эмблемой детскую пращу-рогатину, которую носили на шляпе, что и дало название Фронде.

Месье, брат короля Людовика XIII избрал условным знаком своего нового заговора то животное, под именем которого он обыкновенно означал кардинала де Ришелье. Он решил, что участники этого двадцатого его заговора будут узнавать друг друга по варёному раку, настоящему или в изображении, показанному с приговоркою: «Он сварен на славу!» или с восклицанием: «В навоз его!»

Вследствие чего легкомысленный Гастон велел тайно изготовить порядочное число перстней с изображением рака, чтобы раздать их своим приверженцам.

Впрочем, толстый фламандец, хотя и высоко поднимал руки над головою, не мог бы на таком расстоянии показать полковнику символического перстня, но слова, которые он повторял упорно во всю глотку, ясно доказывали Роберу де Трему, душе орлеанского заговора, какую он имел цель.

Кавалер Урбен вернулся с человеком, за которым был послан, и вид которого прервал таким странным образом, к величайшей досаде Мориса, тайное сообщение полковника. Толстяк-повар с одутловатым и бледным лицом без всякого выражения окинул заспанными глазами присутствующих и, заикаясь, произнёс:

— Кто из вас, господа, граф фон Трем?

— Я, — ответил полковник.

— Великолепный, вкусный рак, мессир, большая редкость в нашем краю. Потому-то ваш друг, несмотря на своё положение, непременно хотел вам его прислать, как скоро услыхал, что мой хозяин купил его. Мастер Копперн ни в чём ни отказывает вашему закадычному приятелю и послал меня тотчас с этим раком, тщательно начиненным и сваренным в самый раз. Извольте получить, граф, он свеж и вкусен, несмотря на шестнадцать часов езды. Ваш друг обещал мне щедрую награду, если я вам доставлю его скоро и в сохранности. Я выехал вчера вечером и, осмелюсь доложить, моей лошадке теперь по крайней мере надо двое суток отдыха! Судите сами о моём усердии, ваше превосходительство.

Он настойчиво протягивал рака Роберу, начинавшему подозревать во всей этой проделке мистификацию.

— Как зовут того, кто посылает мне этот подарок? — поинтересовался граф.

— Я не знаю. Он уверял меня, что вы сами отгадаете его имя.

— Скажи по крайней мере откуда ты?

— Из Динана, мессир.

Хотя граф Робер находил посылку всё более и более загадочной, он старался отыскать ей пояснение.

— Чтобы привезти мне рака в сохранности, ты не мог всё время держать его в руках? — продолжал он.

— Он уложен был в корзинку, мессир. Ваши любопытные и жадные солдаты вытащили его оттуда под предлогом необходимости осматривать всё, что ввозится в ваш стан.