Древний Египет. Храмы, гробницы, иероглифы - Барбара Мертц

Росписи на стенах гробницы показывают Рехмира при исполнении этих обременительных обязанностей, которые, очевидно, занимали не все время, ибо мы видим оживленную сцену праздника в доме вельможи, где вино льется рекой и гости наслаждаются его действием. Поскольку назначение на пост визиря было высшей точкой в жизни Рехмира, естественно, что его формальное введение в должность стало темой другого рельефа.

Здесь Тутмос III изображен на троне. Перед ним стоит новый визирь, внимая наставлениям фараона. Это трезвые инструкции, которые, вероятно, были так же важны, как торжественная присяга. «Взгляни на должность визиря, – начинает Тутмос, – и будь бдителен во всем, что делает визирь». Первая обязанность визиря – вершить правосудие. «Пристрастность – это оскорбление бога. Вот тебе приказ, ты будешь действовать соответственно. Ты будешь смотреть на того, кого знаешь, так же, как на того, кого не знаешь; на того, кто имеет доступ к твоей персоне, так же, как на того, кто далек от твоего дома».

Если Рехмир относился к своим обязанностям всерьез, его положение как судьи было, вероятно, самым ответственным. Он, по доверенности, отправлял правосудие, которое стояло выше суда смертных; перед ним 40 кожаных кнутов, которые были символами наказания, которое он мог назначать по выбору. Долгое время эти 40 нарисованных предметов считались свитками, содержащими тексты свода законов, на основе которых принимал решения визирь; и как текли у египтологов слюнки в надежде найти когда-нибудь такие свитки! Но, как ни странно, египтяне не имели свода законов. Другие народы Ближнего Востока имели; наиболее известны законы Хаммурапи, но в том же регионе есть и более ранние примеры. Хотя, возможно, вовсе не странно, что у египтян, насколько нам известно, не было кодифицированного права. Ведь приговоры царя-бога и его доверенных слуг исходили, по определению, прямо с небес.

Рехмир подразумевает в своих текстах, что Тутмос тщательно контролировал своих подчиненных; если так, то он, очевидно, был доволен, ибо оставлял на них управление Египтом каждые полгода, когда решал свои военные задачи. Большинство последних девяти походов царя были инспекционными поездками, мягко напоминавшими сирийским династам, что, хоть они и далеко от Египта географически, всего лишь дни отделяют их от всевидящего ока и всемогущей длани фараона. Десятая военная кампания должна была быть посвящена более серьезной проблеме – возрождению оппозиции царя Нахарина и его союзников. Военные действия, которые предпринял по этому случаю Тутмос, обескуражили гордых сирийских князей на много лет вперед. Даже в относительно мирных инспекционных поездках Тутмос поддерживал высокий уровень эффективности. Гавани постоянно снабжались припасами, в гарнизонах шло обучение войск. Дань продолжала притекать, пополняя сокровищницы царя и богов.

Тутмос одолел Хатшепсут, сокрушил Митанни и создал могучую империю; но была в его прошлом одна тень, которую так и не удалось прогнать. Еще раз – и в последний – на сцене появляется князь Кадеша, появляется из тумана, так долго скрывавшего его деятельность, чтобы встать против боевого сокола Египта. Мы не слышали об этом человеке со времен битвы при Кадеше, 10 лет назад, когда он таинственно исчез из осажденного города перед его падением. Где он был, к чему стремился, мы не знаем; но теперь он был готов в последний раз попытать счастья. Он заручился могущественной поддержкой Нахарина и приморских городов. Его главным союзником был город-государство Тунип, к северу от Кадеша. Тутмос сражался в Сирии 19 лет, но, проиграв эту битву, он терял все, что завоевал.

Стареющий царь (ему было, вероятно, за сорок) немедленно принял вызов. Весной сорок второго года его царствования в море заметили флот Тутмоса, двигавшийся к гавани на северном побережье Сирии. Вместо того чтобы двинуться к Кадешу вверх по реке, Тутмос решил вначале отрезать город от его северных союзников. Тунип задержал его на время, но он взял его и повел свои войска вверх по реке Оронт на Кадеш. И здесь Аменемхаб, старый солдат, отрубивший хобот слону, совершил свой второй великий подвиг.

Битва была яростной с обеих сторон. Ставки были громадными, и князь Кадеша знал это. В последней отчаянной попытке повернуть ход событий в свою пользу он пошел на хитрость: выпустил из города кобылу и погнал ее к египетской армии. Возбужденные жеребцы поддались искушению, и колесницы начали путаться. Победа повисла на волоске, и тут Аменемхаб бросил на чашу весов свой меч. Спрыгнув со своей колесницы, он догнал кобылу и убил ее. Из чистого щегольства он отрубил ей хвост и преподнес царю. Атака на город должна была начаться сразу, в эпосе не может быть иначе. Под оглушительный хохот своих воинов эпический царь должен был бросить вперед свою армию, размахивая кобыльим хвостом. Аменемхаб, воодушевленный успехом, был первым на стенах. За ним карабкались закаленные ветераны сирийских войн. Против таких людей и такого вождя Кадеш не имел шансов. Город пал, и с ним рухнули последние надежды сирийских городов на независимость.

Но что же случилось с князем Кадеша, который не желал признавать поражений? Еще раз можем мы призвать проклятие Брэстеда на иссохшую душу бюрократа, которого во всех походах интересовала только добыча. Но мы можем предположить судьбу тутмосовского архиврага из молчания, которое последовало. Ни разу за 10 лет, что оставались фараону, Сирия не бунтовала против своего повелителя. Мы не можем вообразить себе такую летаргию с беспокойным князем на свободе. Второе взятие Кадеша не было итогом долгой осады, как первое. Тутмоса в тот год задержало сопротивление Тунипа, и он просто не имел времени на подобную роскошь. Кадеш египтяне взяли штурмом, и у князя, скорее всего, не было возможности вновь бежать. Погиб ли он в битве, в последней безнадежной попытке спасти свой город, когда вооруженные до зубов, закованные в бронзу воины Египта штурмовали стены, или был схвачен Тутмосом и казнен, как величайший мятежник? В надписях Тутмоса нет упоминаний о казни врагов, которые были, с эгоцентричной египетской точки зрения, повинны в мятеже и измене. Конечно, нельзя с уверенностью заключить из этого молчания, что казни вообще не имели места. Но мы все же предпочитаем думать, что князь Кадеша погиб в битве. Мы сочувствуем ему. Три раза он сражался против самого непобедимого воителя своего века, человека, которому многие из князей трусливо покорились, даже не подняв копья. Мегиддо, Кадеш и снова Кадеш… Интересно было бы найти в один прекрасный день похороненные архивы потерянной столицы Нахарина и узнать, что они говорят о своем союзнике из Кадеша. В глазах своих людей он был, вероятно, патриотом и героем, но в глазах египтян – просто еще одним бунтовщиком.

Так окончилась, через 20 лет, военная карьера Тутмоса III. Он был прежде всего солдат, и именно поэтому мы отвели так много места рассказу о его военных кампаниях. Но и другие его достижения весьма значительны на фоне деятельности других фараонов, которые не проводили полжизни в походах. Рехмира отмечает его всемогущество; кое-что, конечно, можно списать за счет придворной лести, но нет сомнений, что Тутмос с толком использовал свои ежегодные 6 месяцев пребывания в Египте. Он объезжал страну, инспектируя каналы, города и урожаи, он приказал тщательно записывать ход своих кампаний и их результаты. Из всех сооружений его правления самыми знаменитыми стали великие обелиски. Они имеют любопытную историю; ни один из них не возвышается сегодня в Египте, зато они буквально разнесли славу Тутмоса на весь мир. Обелиск в Центральном парке в Нью-Йорке возвышался когда-то над храмом Тутмоса в Гелиополе, парный ему стоит на набережной Темзы в Лондоне.