Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой

Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени передкончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что,противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстномрадиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять своидеревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имелисношения с французами, получали какие-то бумаги, ходившие между ними, иоставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездившийна днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир,возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходятжители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привездаже из села Вислоухова — где стояли французы — бумагу от генералафранцузского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакоговреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. Вдоказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он незнал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.

Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день,как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова,поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать.А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15-го августа,настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так какстановилось опасно. Он говорил, что после 16-го он не отвечает ни за что. Вдень же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другойдень. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самимизвестиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своегоимения свое семейство и все ценное.

Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которогостарый князь звал Дронушкой.

Дрон был один из тех крепких физически и нравственномужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, неизменяясь, живут до шестидесяти — семидесяти лет, без одного седого волоса илинедостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.

Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором онучаствовал, как и другие, был сделан старостой-бурмистром в Богучарове и с техпор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись егобольше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважалиего и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон ни разу не былни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то нибыло трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда незабывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые онпродавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.

Этого-то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор,призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцатьлошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен былбыть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказанияэтого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучаровебыло двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушавприказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал ис которых он приказывал взять подводы.

Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатычназвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были подказенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы.Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и подэкипажи.

Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. КакДрон был образцовым старостой-мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцатьлет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способенбыл понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, ипотому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, чтоответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общегонастроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе стем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебатьсямежду двумя лагерями — господским и крестьянским. Это колебание он заметил вего взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.

— Ты, Дронушка, слушай! — сказал он. — Ты мне пустого неговори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весьнарод отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. Акто останется, тот царю изменник. Слышишь?

— Слушаю, — отвечал Дрон, не поднимая глаз.

Алпатыч не удовлетворился этим ответом.

— Эй, Дрон, худо будет! — сказал Алпатыч, покачав головой.

— Власть ваша! — сказал Дрон печально.

— Эй, Дрон, оставь! — повторил Алпатыч, вынимая руку из-запазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. — Я не то, чтотебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, — сказал он,вглядываясь в пол под ноги Дрона.

Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустилглаза.

— Ты вздор-то оставь и народу скажи, чтобы собирались издомов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да самна сходку не ходи. Слышишь?

Дрон вдруг упал в ноги.

— Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь радиХриста.

— Оставь! — сказал Алпатыч строго. — Под тобой насквозь натри аршина вижу, — повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами,знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старомукнязю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршинапод человеком приписывается колдунам.

Дрон встал и хотел что-то сказать, но Алпатыч перебил его:

— Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?

— Что мне с народом делать? — сказал Дрон. — Взбуровилосовсем. Я и то им говорю…

— То-то говорю, — сказал Алпатыч. — Пьют? — коротко спросилон.

— Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.

— Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести,и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.

— Слушаю, — отвечал Дрон.