1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных - Роберт Кершоу

На окраине Львова подобное наблюдалось в зоне действия советской 32-й танковой дивизии. Стефан Матыш, офицер-артиллерист, мог убедиться, что куда более совершенные танки Т-34 и KB несли внушительные потери. Советские танкисты прекрасно сознавали, что их машины превосходят немецкие, «иногда они даже таранили немцев», однако сказывалось страшное напряжение нескольких дней.

«Бесконечные переходы, жара и постоянные бои изматывали танкистов. С начала войны у них не выдавалось ни минуты отдыха, ели и спали урывками. Силы покидали нас. Нам требовался отдых».

Полковник Сандалов, начальник штаба 4-й армии, расположил штаб армии в лесу восточнее Синявки. Не имея средств радиосвязи, ему приходилось полагаться лишь на связных. Он докладывал, что 2-я танковая группа Гудериана, наступавшая на центральном направлении, нанесла войскам армии несколько серьезных ударов. «Потерявшие боеспособность остатки 6-й и 42-й стрелковых дивизий 4-й армии отошли на восток». 55-я стрелковая дивизия после разгрузки с автотранспорта была выбита с наспех оборудованных оборонительных позиций, «не сумев противостоять атакам вражеской пехоты, действовавшей при поддержке механизированных подразделений и авиации». С самого начала вторжения не поступали сведения от командования 49-й стрелковой дивизии. 14-й механизированный корпус, «упорно оборонявшийся и несколько раз переходивший в контратаки, понес большие потери в личном составе и технике», и к 25 июня «не располагал средствами для ведения боевых действий». Советскую оборону охватил паралич:

«Вследствие непрекращавшихся бомбежек пехота деморализована и не проявляет достаточной стойкости в обороне. Командиры всех подразделений и формирований вынуждены лично пресекать попытки беспорядочного отхода и возвращать их на фронт, однако перечисленные методы, несмотря на применение оружия, не возымели должного эффекта».

Константин Симонов, попавший на Минском шоссе под бомбежку, вспоминает, как один солдат, явно вследствие полученного при контузии шока, вдруг закричал: «Спасайтесь все! Спасайтесь! Немцы окружили нас! Нам конец!» В ответ на это один офицер Красной Армии приказал расстрелять паникера! Раздались выстрелы, но насмерть перепуганный солдат с вылезшими из орбиты глазами бросился бежать.

«Мы так и не сумели задержать его. Какой-то капитан попытался отобрать у него винтовку. Солдат выстрелил и, еще больше перепуганный этим выстрелом, завертелся на месте, как загнанное в ловушку животное, после чего со штыком набросился на капитана. Тот выхватил пистолет и застрелил его. Трое или четверо красноармейцев молча подняли тело и оттащили на обочину».

Катастрофа казалась неминуемой.

В авангарде наступления

Как правило, в авангарде наступавших немецких танковых соединений двигался батальон разведки, в состав которого входила легкая бронетехника и мотоциклисты. Это были «глаза и уши» следовавших за ними частей (см. схему). Численность подобных частей могла составлять до батальона танков, иногда даже танковый полк, которых поддерживал батальон или полк моторизованной пехоты на бронетранспортерах. Далее следовала артиллерийская батарея — иногда и полк, осуществлявшие огневую поддержку. Легкие танки или полугусеничные бронетранспортеры обычно передвигались параллельно основной колонне, обороняя ее фланги.

На схеме вы видите наступление танковых сил. Передовые части — смешанные силы: легкие танки и моторизованная пехота — они нащупывают линию наименьшего сопротивления. С началом битвы передовые части как бы «фиксируют» цель, в то время как следующие за ними более тяжелые машины обходят, окружают и уничтожают противника при поддержке подразделений следующего за ними эшелона. В схватке командиры младшего звена стараются захватить инициативу для сохранения первоначального напора наступления

В зависимости от характера и профиля местности колонна иногда растягивалась на несколько километров. Разведывательные подразделения выдвигались далеко вперед на широком фронте. Если позволяли условия, эти три колонны двигались параллельно, но зачастую таких условий не было. Офицерам приходилось в жуткой пыли сверять путь следования с картами. Ну а пехотинцы? Тем приходилось отдыхать, где придется, частенько они засыпали прямо на грузовиках, несмотря на жару, пыль и немилосердную тряску. На лесистых или заросших кустарником участках впереди обычно следовала пехота. Она расчищала проходы для танков, а те, в свою очередь, в любую секунду были готовы поддержать ее огнем. На открытой местности, в степях, например, впереди двигались танки. Военный корреспондент Артур Гримм, в конце июня 1941 года следовавший в составе такого танкового клина, подробно описал продвижение частей, находившихся на острие главного удара:

«Впереди простирается равнина, кое-где перерезанная невысокими взгорьями. Редкие деревца, небольшие рощицы. На листьях деревьев лежит толстый слой пыли, придающий им странный вид в лучах палящего солнца. Здесь, в сельской местности, преобладают три цвета — бурый, серый и зеленый, изредка разбавленные золотистой желтизной ржи. И надо всем этим клубы дыма вздымаются к небу от подбитых танков и догорающих деревень».

Разумеется, танкисты из своих железных коробок видели все совершенно в ином свете, нежели передвигавшаяся на своих двоих пехота. И, вследствие высокой мобильности, сцена меняется постоянно. Постоянные сверки местности с картой, прикидки времени, пройденного километража. Танки буквально пожирают отмеченные на карте отрезки. Одурелые от жары и тряски пехотинцы лениво и безучастно взирают на сменяющиеся горизонты. Бронетехника внушает пехотинцам уверенность в своих силах, с ней как-то спокойнее, хотя нередко это заблуждение, не больше. Каждый пройденный километр, каждый поворот таил в себе неожиданность. И угрозу. У танкистов война своя, ей неведомы рукопашные схватки. Чудеса современной техники сделали «боевое соприкосновение с противником» понятием относительным: бей себе по врагу из пушек с почтительного расстояния. Случается, конечно, расстреливать врага в упор, вот тогда бой действительно превращается в схватку с врагом. Гримм продолжает:

«Редколесье и необозримые поля пшеницы, внешне мирные, таят в себе угрозу для нас. Выстрела можно ожидать из-за каждого деревца или кустика, из гущи колосьев».

Вот пехоте сопровождения — да, ей приходится иной раз смотреть прямо в лицо врагу. Артиллерист противотанкового орудия вспоминает о том, какое неизгладимое впечатление на него и его товарищей произвело отчаянное сопротивление русских в первые часы войны:

«Во время атаки мы наткнулись на легкий русский танк Т-26, мы тут же его щелкнули прямо из 37-миллиметровки. Когда мы стали приближаться, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И, невзирая на это, он палил по нам из пистолета!»

Из этих, внушающих ужас «стальных гробов» — танков — многого не разглядишь. За ходом боя из прожаренного и провонявшего пороховым чадом отсека приходилось следить сквозь узкую, как у почтового ящика, щелочку. И вдобавок теснота страшная — не повернуться. Стрелку, докладывая, приходилось орать во всю глотку, экипаж глохнет от лязга башенного пулемета, задыхается в пороховом дыму. Напряжение, взвинченность усугубляются и ежеминутной угрозой стать мишенью противотанковых снарядов. Их хорошо заметно, они проносятся над полем боя добела раскаленными стрелами, готовыми насквозь прошить жалкую броню и отправить на небеса всех, кто пытается за ней укрыться. При попадании снаряда детонирует боекомплект, — вспышка, взрыв, и все взлетает на воздух, в первую очередь башня.