Что такое "навсегда" - Сара Дессен

– Мейси, – продолжала мама, смягчив тон, – я говорю лишь о том, что должна быть уверена в тебе и твоих приоритетах. Ты очень много трудилась, чтобы достигнуть того, что имеешь сейчас, и я не хочу, чтобы ты это потеряла.

И снова я согласилась с ней. Но если для нее это означало, что я должна стремиться к совершенству, получать отличные оценки, встречаться с умным мальчиком, оправиться от горя и быть собранной, то для меня все оказалось наоборот. Я через многое прошла, терпя неудачу за неудачей, и лишь недавно нашла место, где могу быть собой.

Я вдруг поняла, что наша с мамой проблема именно в этом. Нам казалось, что мы одинаково смотрим на многие вещи, но мы забывали, что у любой вещи есть разные стороны, а у слов – разный смысл. Как две стороны монеты. Зависит от того, как она упадет.

– Я тоже этого не хочу, – ответила я.

– Хорошо. Значит, мы друг друга понимаем. Я лишь хотела убедиться, что понимание никуда не делось.

Мама улыбнулась, встала, сжала мою руку и направилась в кабинет. Я поплелась к лестнице, но на полпути меня остановил ее голос:

– Мейси?

Я обернулась. Мама стояла в дверях кабинета.

– Да?

– Я хочу, чтобы ты знала: ты можешь говорить со мной обо всем. О Джейсоне. О чем-то еще. Ты можешь поделиться со мной чем угодно, ты ведь понимаешь?

– Конечно, – кивнула я.

Поднимаясь по лестнице в свою комнату, я подумала, что мама уже перешла к решению следующей задачи, положив проблему доверительных отношений с дочерью в папку «Сделано». Но для меня все не так просто. Разумеется, мама считает, что я могу рассказать ей все, ведь я – ее дочь. Но я не могу. Мне уже целый год хотелось поговорить с ней обо всем, что меня расстраивает и тревожит, обнять ее и сказать, что я переживаю за нее, но ничего из этого я сделать не могла. Так что наш последний разговор был простой формальностью, контрактом, который я подписала, не читая мелкий шрифт. Я и так знала, что там написано. Я могу быть несовершенной, но лишь от сих до сих. Человечной, но в допустимых пределах. А честной – никогда, ни с ней, ни с самой собой.

Войдя в свою комнату, я обнаружила на кровати большой пакет с прикрепленной к нему запиской. Крупные круглые буквы я узнала издали – это писала Кэролайн.

«Привет, Мейси. Извини, мне пришлось уехать раньше, чем ты вернулась. Я приеду снова через пару дней, надеюсь, привезу с собой хорошие новости. В прошлый раз забыла передать тебе кое-что. Я нашла этот сверток в шкафу в спальне, когда убирала в пляжном домике. Не знаю, что внутри (я не открывала его), но, думаю, это для тебя. Увидимся, обнимаю, целую!»

Я села на кровать рядом с пакетом, заглянула в него и тут же закрыла. Бросив один-единственный взгляд на его содержимое, я различила две вещи – золотую оберточную бумагу с узорами и белую открытку, на которой написано мое имя. Папиным почерком.

Мне сразу вспомнилась другая открытка – та, что он подписал мне на Рождество: «Жди большего». Значит, мой запоздавший подарок – не от компании «Товары И Зет».

Я потянулась открыть пакет, но поняла, что не могу сделать это сейчас: что бы ни оказалось внутри, я буду разочарована. Мне нужен не подарок, а знак. Там может быть все, что угодно, пусть так и остается.

Я придвинула стул к шкафу и засунула пакет на самую верхнюю полку, где лежала коробка с посылками из телемагазина. Что бы это ни было, оно все равно опоздало. Подождет еще немного.

– Чья очередь задавать вопрос?

– Твоя.

– Точно?

Уэс кивнул, включая зажигание:

– Вперед!

Я поудобней устроилась на сиденье, подогнув под себя одну ногу. Мы вырулили на Свитбад-драйв и поехали к автомойке. Сегодня нам повезло – мы бросили монетку и выиграли мойку машины, а Берт с Кристи застряли на кухне, помогая Делии готовить крабовые биточки.

– Ладно. Чего ты больше всего боишься?

Как обычно, Уэс помедлил несколько мгновений, обдумывая ответ.

– Клоунов, – вдруг сказал он.

– Клоунов?

– Ага.

Я недоуменно посмотрела на него.

– А что такого? – невинно спросил он.

– Это не настоящий ответ.

– Почему?

– Потому что. Я имела в виду настоящий страх, скажем, страх неудачи, смерти, сожаления, чего-нибудь такого. Тот, что заставляет тебя просыпаться по ночам в холодном поту, угрожает самому твоему существованию.

Уэс подумал и повторил:

– Я боюсь клоунов.

Я закатила глаза:

– Прекрати валять дурака!

– Я ответил, – он притормозил, аккуратно объезжая яму на дороге.

Я увидела за окном неподвижное сердце в руке, мерцающее в раскаленном воздухе.

– Я их с детства боюсь. Когда я впервые пошел в цирк, один клоун взорвал воздушный шарик прямо перед моим носом.

– Перестань, – рассмеялась я.

– Хотел бы я перестать.

Мы доехали до конца улицы, и вокруг нас клубилось облако пыли.

– Клоуны, – повторила я, – ты серьезно? В самом деле?

Уэс кивнул:

– Ты собираешься принять мой ответ или как?

– А это правда?

– Ну, я же сказал.

– Хорошо. Тогда твоя очередь.

Об Уэсе мне было известно уже многое. Он впервые поцеловал девочку в шестом классе, ее звали Уилла Патрик. Он считает, что его уши великоваты для его головы. Он ненавидит джаз, васаби и запах пачулей. И клоунов.

Игра, которую мы начали в тот вечер, идя по пустынной дороге, не прекращалась. Всякий раз, когда мы оставались одни: ехали на работу, чистили столовое серебро или тусили с Кристи и Моникой, мы машинально вспоминали, на чем остановились в прошлый раз и кто должен задавать вопрос.

Если рядом был еще кто-то из «Уиш кейтеринг», то вокруг всегда царили шум, споры, смех и хаос, но в такие моменты, как сейчас, мы оставались втроем – Уэс, я и «Правда».

Когда я только начинала играть в «Правду», еще во время пижамных вечеринок, я всегда жутко нервничала. Уэс был прав, когда сказал, что это адски трудно – игроки старались задавать вопросы либо личные, либо требующие слишком откровенных ответов, а желательно и то и другое одновременно. Играя с сестрой или подругами, я готова была пропустить вопрос и проиграть, только бы не признаваться, что, например, безумно влюблена в учителя по математике. По мере того как мы взрослели, играть становилось все труднее – вопросы вертелись вокруг мальчиков, поцелуев и Как-Далеко-Ты-С-Ним-Зашла. Но с Уэсом все было иначе. Самый трудный вопрос он задал еще в начале, так что отвечать на остальные было легко. Ну, сравнительно легко.