Остров, одетый в джерси - Станислав Востоков

Усталые мы открыли дверь и вошли в дом.

Отработав неделю на кухне «Мелких млекопитающих», я перешел на кухню «Млекопитающих крупных». Но это только так говорится — «перешел». На самом деле я остался в том же помещении, потому что кухня у обоих секций была одна и та же.

Тем не менее, этот переход сильно поднял меня в собственных глазах, ведь, если человек переходит от чего-то мелкого к более крупному, значит он достиг многого.

«Крупными» этих млекопитающих служители называли только между собой. Официально они назывались диким с первого взгляда словом «внешние». Думали ли вы, что лошадь Пржевальского — внешнее животное? Так вот теперь знайте.

«Внешними» они были, потому что большую часть года проводили на открытом воздухе, вне помещения. Удивительно, что при этом в зоопарке не было секции «Внутренних млекопитающих».

На новом месте я поступил под начало Карен-американки. Карен-американка каждое рабочее утро начинала с песни «Америка, Америка», которая, как известно, является гимном Соединенных Штатов. Эта работница ходила в камуфляжного цвета жилетке и военной обуви. Зимой местонахождение Карен легко было отыскать по следам крупных полуботинок. На каждом из них явственно отпечатывалось: «Военно-морские силы США».

Студентов она называла не «студентами», а «рядовыми».

Стоя утром рядом с Карен, которая пела «Америка, Америка», я чувствовал себя неловко и опять не знал, что делать. Петь «Америка, Америка» было глупо, я же — не американец. Молчать было неудобно. Тихо-тихо, чтобы никто не разобрал слов, я пел «Широка страна моя родная».

Карен работала в таких темпах, каких нормальному человеку не достичь никогда в жизни. Пока я рубил один пучок салата, она успевала покрошить десять.

— Разделим работу пополам, рядовой Стас, — говорила Карен, — ты помой килограмм морковки, а я — остальные пять.

— Разве один килограмм, это половина?

— Ты же все равно не успеешь. Потому что — новобранец.

Я мыл, пытаясь успеть. Хватался за новую картошку, не домыв старой. Но успевать все-таки не получалось. При этом картошка Карен блестела как слитки бронзы. А мой килограмм был похож на только что вырытый из земли.

Недоделок Карен не любила. Увидев недоделку, она говорила:

— Ну-ка, упал-отжался!

Нагрузив вымытой картошкой ведра, мы отправлялись на кормление.

Я с трудом нес одно ведро, а Карен без труда — два.

— Рядовой, помни, в любую секунду может случиться внезапное нападение, — толковала она по пути.

— Я постараюсь не забыть, — врал я.

— Каждый момент ты должен быть готов к тому, чтобы спасти мир!

— Буду. Буду спасать.

Мне рассказывали, что Карен приехала на остров таким же студентом, как и мы.

Прослушав лекции об исчезающих видах, она подошла к директору зоопарка Джереми Маллинсону и сказала:

— Мы должны спасти мир, генерал.

— Так мы только этим и занимаемся! — развел руками Джереми. — Спасаем с утра до вечера.

— Неважно, извините, спасаете, если виды исчезают. Возьмите меня на службу. Личным примером я покажу, как нужно спасать. Жизнь положу.

— Зачем же сразу «жизнь». Жизнь не надо, а вот личный пример — дело важное.

И верно, если б все так работали, как Карен, мир бы, конечно, давно был спасен. Однако меня бы в этом мире уже бы не было. Я бы умер от перенапряжения. Сгорел бы как свечка.

Государственной комиссии, ежегодно проверяющей зоопарк, непременно показывали клетки, которые обслуживала Карен.

— Как вы добиваетесь таких невероятных успехов обслуживания? — удивлялась комиссия. — Поделились бы секретом.

— Такие у нас люди, — скромно отвечал Джереми.

Потрясенная успехами комиссия награждала зоопарк грамотой и ценным подарком.

— Я до приезда на остров про Даррелла и не слышала, — рассказывала Карен.

— Как же так? — удивлялся я. — Он столько книг написал!

— Чтобы американцы эти книги прочитали, их сначала нужно было бы экранизировать. Снять по ним блокбастер или фильм ужасов.

А я подумал:

— Зачем американцам Даррелл, если они и без него хорошо работают? Это мне его нужно перед каждой уборкой и перед каждым кормлением читать. Для вдохновения.

Я никак не мог поспеть за Карен.

Приходилось подниматься по горке, и вдобавок ведро оттягивало руку.

— Что там, картошка что ли? — подумал я и вспомнил, что в ведре действительно лежит три кило картошки и еще два — моркови.

Из кармана моего комбинезона торчал пучок салата.

Карен давно уже занесла свои десять кило на горку и теперь ждала, когда поднимусь я.

— Отстаем?

Ответить я ничего не смог, лишь старался отдышаться после подъема.

— Устаем?

— Совсем чуть-чуть. Почти нет. Уже отдохнул.

— Рядовой, шире шаг.

Я попытался делать свой шаг шире, но тяжелое ведро его все же сильно укорачивало.

— Левой, левой, — подбадривала Карен, — раз-два, левой.

Постепенно, передвигая левую и стараясь не забывать о правой, мы — раз-два! — добрались до медвежатника.

С виду он напоминал средневековую крепость. Только в настоящих крепостях окна маленькие, чтобы враг через них не пролез, а тут окна огромные, как в кафетерии. За окном виднелся медведь, с белыми обводами вокруг глаз, похожими на очки. Они придавали медведю облик мудрого зверя.

Через стекло он с интересом смотрел, как Карен дергает рычаг, запирая выгул, и как открывает дверь, чтобы войти в зимник.

Медвежий зимник был мало похож на берлогу. Пол, покрытый опилками, скорее напоминал о цирке. В углу лежал пластмассовый медведь с одной лапой.

— Детский сад какой-то, — подумал я.

— Рядовой Стас, от тебя требуется подмести внутреннюю территорию медвежатника и засыпать ее свежим субстратом типа «опилки». Метлу и бак для мусора вы найдете снаружи у мусорки. Есть вопросы?

— Есть, а где мне взять свежий субстрат типа «опилки» и куда выкинуть старый?

— Снаружи расположены два ящика, в одном — новые опилки, другой — для использованных.

С улицы, через задвижку, сваренную из железных прутьев, заглянуло медвежье лицо в очках. Затем к нему присоединилось еще одно. Спустя минуту между ними протиснулось третье. Оно было совсем маленькое, но тоже имело очки. Глаза за очками были вдумчивыми, а взгляд — глубоким.

Странно было видеть такой взгляд у медведей.

Я принес желтую пластмассовую метлу с синим совком, которые, действительно, стояли у мусорки, и принялся мести.