Я люблю Париж - Линдси Келк

Ступив в кромешную темноту главного зала клуба, я чуть не наткнулась на железную лестницу посреди него. Там толпилось несколько человек — журналисты и знакомые знакомых, наверное, — а на сцене настраивалась разогревающая команда.

— Я пойду попробую найти Алекса, — прокричала я Виржини, пытаясь перекричать ужасную обратную связь. Да, звукорежиссура не помешает. — Встретимся потом в баре?

Она кивнула и прислонилась к стене, изображая каменную холодность и выражение лица, говорящее «даже не думайте», чтобы смешливые мальчики, которые уже перешептывались и указывали в ее сторону, утерли слюнки.

Совершив бесполезную прогулку по заведению, я наконец приметила того, кто выглядел похожим на ребят, которые должны здесь работать, и блеснула своим стикером с допуском «проход везде» (ну как, крутая я?). Французский помощник группы остался индифферентен, указал на металлическую лестницу и покачал головой. Ну и ладно, это все равно было единственное место, куда я еще не заглядывала. Я глубоко вздохнула, сосредоточиваясь для преодоления довольно крутых ступенек и предстоящей беседы, которую не представляла, как построить, взобралась наверх и обнаружила там небольшую зону отдыха с кожаными кушетками и низенькими столиками. Еще один блеск стикера — и очередной лысоватый человек жалкого вида пропустил меня. К сожалению, там не было Алекса. И вообще ни души. Я прислонилась к перилам балкона, стараясь привлечь внимание Виржини. Воздействие мохито, придавшего мне храбрости, начало ослабевать, мое сердце стало биться сильнее, и мне уже не хотелось ни о чем спорить с Алексом. Я хотела только веселиться и видеть добрые лица. В VIP-зоне можно было видеть всю сцену, и, что еще более важно, здесь раздавали бесплатные напитки, но Виржини меня не видела. Причем не видела она меня капитально, очень деловито набирая что-то на своем айфоне. Парни, которые таки прятались под лестницей как парочка троллей-хиппарей, передислоцировались к бару и пытались привлечь ее внимание, но по-прежнему безрезультатно.

Я встала на колени на один из кожаных диванов, махая Виржини и в миллионный раз жалея, что у меня нет исправного телефона, когда вдруг поняла, что теперь звучит другая музыка. Это был уже не ненавязчивый альтернативный рок разогревающей группы, это был Алекс. Я замерла на полувзмахе, увидев его в центре сцены с гитарой в руках; он проверил звук, взял несколько аккордов и стал задавать вопросы звукорежиссеру на французском. Мне было странно слышать, что он говорит на другом языке, и притом так мастерски, как будто это был и не он даже. Ах, если бы этот факт был единственным открытием, которое я совершила во время нашего с ним путешествия, я была бы намного счастливее. Позади Алекса появились Грэм и Крейг и начали возиться со своими инструментами, пока Алекс бренчал и напевал мелодию, а потом и совсем остановился, когда звук его удовлетворил.

— Я помню, когда он написал эту песню.

Мне не надо было поворачиваться, чтобы узнать, кто это сказал, но я не удержалась. Солен стояла на коленях на диване рядом со мной, положив руки на металлический барьер, а подбородок — на руки. Она не спускала глаз со сцены и нежно улыбалась.

— Мы тогда долго не жили вместе. Я ужасно скучала по Парижу, а он делал все, чтобы мне было лучше. — Она повернулась ко мне, положила голову на руки и улыбнулась той же нежной улыбкой. — Звучит лучше, чем когда он пел на французском.

Я сжала губы и сдавила перила. У меня не было достойного ответа, только очень сильное желание врезать ей по башке, назвать ее сукой и сказать, чтобы она отвалила. Я знала, что после почувствую себя лучше, даже если такой поступок и не подобает взрослому человеку.

— Временами мы даже пели ее вместе, и тогда она звучала даже еще лучше. — Она положила свои белокурые волосы на одно плечо и стала расчесывать их пальцами.

— Слушай, да отвали ты, сука! — выпалила я, глядя прицельно перед собой. Да, я вела себя не как взрослый человек. Зато я ей не врезала. — Ты говорила, что у тебя имеется парень, или мне приснилось?

— Говорила? — Как любая порядочная вероломная гарпия. Солен не стала реагировать на мою подростковую выходку. Она продолжала улыбаться мне. — Энджел, а я думала, мы друзья.

— О нет, ты думала не об этом, — сказала я. — Ты думала о том, как украсть моего парня.

— Умоляю тебя, мы же не дети. — Она звонко засмеялась. — Я не собираюсь красть твоего парня.

— Да ну? — Мне не понравились невидимые кавычки, в которые она заключила фразу «красть твоего парня». А намек на то, что я веду себя как ребенок, и того меньше. Даже если это было и так.

Она слегка вздохнула:

— Алекс и так мой. Я не могу воровать у себя самой.

Меня затрясло, во рту пересохло из-за большого количества выпитого. Я повернулась к ней.

— Ты серьезно? Я не ослышалась? — скептически поинтересовалась я. — Такие вещи никогда нельзя знать наверняка. И кстати говоря, он не может быть твоим. Вы с ним давно расстались.

— Что у тебя с лицом? — спросила она, приложив руку ко рту, изображая ужас и смеясь. — Надеюсь, не слишком сильно болит.

Я проигнорировала ее и сосредоточилась на том, чтобы не расплакаться. Однако Солен совсем не обескуражило мое весьма скудное участие в беседе, ей нравилось говорить за нас обеих.

— Печально, что мы с Алексом провели столько времени врозь, но теперь мы готовы снова сойтись, — обосновала она. — Он готов.

— Нуда, и он смирился с тем фактом, что ты изменила ему, как последняя шлюха? — осведомилась я, стараясь оставаться спокойной. Нелегкая работа.

— Я поступила ужасно, но тому, конечно, была причина. Мы говорили об этом.

— Именно так я и узнала, что ты последняя паскудная шлюха.

— Какое нелепое слово. — Солен покачала своей сверкающей блондинистой головкой. — Ты ведь писатель, поп? У тебя разве нет другого слова для меня?

Самое худшее заключалось в том, что нет. У меня не было другого слова. У меня не было вообще никаких слов. Только огромный ком в горле и растущий позыв проблеваться.

— Я сделала то, что сделала, только потому, что его было слишком много. — Солен положила свою ладонь поверх моей. — Я сильно любила Алекса, но была очень молода, а он торопил события. После того как он сделал предложение, я запаниковала, напилась, тут пришел его друг, а я была расстроена. Я даже не успела понять, что мы в постели, и тут, конечно, явился Алекс.

Я отдернула свою руку так, словно она загорелась. Да как она смеет касаться меня?!

— Погоди-ка, сдай назад. Что ты сказала?

— Я не понимаю, сдать куда? — спросила она, невинно хлопая ресницами.

— Пошла в задницу, ты все прекрасно понимаешь. — Идея дать ей по тыкве мне вновь показалась привлекательной. — Он делал тебе предложение?

— Да, делал. Несколько раз. — Она грустно улыбнулась и откинулась назад, положив голову на спинку дивана. — И я каждый день жалею о том, что не согласилась.