Рокот - Анна Кондакова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 104
Перейти на страницу:

– Квартира находилась на втором этаже… э-э… – неуверенно продолжила Альбина Викторовна. – Значит, подниметесь на этаж… да… повернете направо… Кажется, дверь в самом конце коридора. Да, в конце.

– Спасибо, вы мне очень помогли, – улыбнулся ей Стас.

Альбина Викторовна улыбнулась ему в ответ, широко и искренне, чего он совсем от нее не ожидал. Вот только… во рту у нее не было зубов. Совсем не было. Сплошная чернота. А потом из внутреннего уголка ее правого глаза потекла темная слеза. Все ниже и ниже, по щеке к подбородку.

– У вас… тут… – Стас не знал, как вежливо отреагировать, поэтому показал на собственный правый глаз и выдавил: – Лучше вам глянуть туда. – Он бросил взгляд на ближайшую колонну с потрескавшимся зеркалом.

И не сразу понял, что с зеркалом не так, но с ним явно было что-то не так.

Стас медленно моргнул и лишь через пару секунд осознал: в зеркале женщина не отображалась. Себя он видел, а Альбину Викторовну – нет. Пустое место.

У колонны он стоял один.

ОДИН.

Стас смотрел на паутину трещин, видел отражение своего бледного лица, круги под мертвецки уставшими глазами, дрожащие ладони и пытался сообразить: а не спит ли он, а не кошмар ли это, день сейчас или ночь, Гул или реальность – что происходит? Может быть, ничего этого нет и не было? Не было этого разговора с учительницей, не было «Колеса», Роберта, Марьяны, Полины…

Он просто сошел с ума. Еще там, в «Кино-Острове». Лежит в подсобке со швабрами или, наевшись таблеток, спит на койке в палате для душевнобольных, а все происходит в его воображении.

Из тяжелого ступора его выдернул женский крик, резкий, громкий, размноженный эхом пустой школы. Стас вздрогнул, оглянулся на коридор, ведущий к лестнице.

И вместо того, чтобы покинуть дурное место, снова понесся наверх.

Добрался до третьего этажа секунд за десять, проскочил коридор, на этот раз точно зная, куда бежит. Уже издалека заметил, что дверь в кабинет русского языка и литературы распахнута, а внутри раздается неистовый треск.

Стас залетел внутрь.

Альбина Викторовна по-прежнему лежала на учительском столе, хрипела и скребла по горлу ногтями, оставляя на коже полосы. Шею женщине сдавливал ее же собственный шарф, он словно пытался придушить свою хозяйку по прихоти сверхъестественной злой силы. Прочная розовая ткань врезалась в кожу. Женщина изо всех сил пыталась сдернуть с себя удавку, но лишь до крови скоблила шею.

Невыносимо громко трещали фигурки, валяющиеся под столом. Они перекатывались, как от порывов ветра, и шумели, словно созывали чертей со всего мира в эту паршивую школу.

Стас кинулся на помощь женщине, готовый, если понадобится, разрезать ткань подручными средствами, но как только коснулся шарфа, он соскользнул сам собой, упал на пол, а потом… зашипев, юркнул под батарею. Стас успел лишь разглядеть ярко-оранжевый окрас. Окрас змеи, что лежала мертвой в деревянной шкатулке Полины.

Альбина Викторовна, засипев, вдохнула.

Сначала коротко, потом все глубже и глубже. Не говоря ни слова, Стас подхватил ее на руки и понес вниз. Он не хотел думать о том, реальна вся эта ситуация или нет, он хотел спасти задыхающегося человека. Собственным техникам оказания первой медицинской помощи он не доверял, поэтому надеялся, что там, внизу, уже подъехали кареты «Cкорой».

Пока он, торопясь, спускался вниз, женщина шептала:

– Она… она хотела, чтобы я кричала, но не давала мне кричать, душила… душила… она говорила, что сама не способна кричать… так пусть за нее кричат другие… пусть они кричат от боли и утраты… от боли и утраты… пусть они кричат – или умрут… все умрут… как она…

Наверху до сих пор слышался треск фигурок.

– Потерпите, сейчас вам помогут, – попытался успокоить женщину Стас.

Альбина Викторовна дернула головой.

– Ее ненависть рушит границы. Скоро все разрушит… и тогда живые услышат мертвых, все живые услышат мертвых… бесконечный ад… бесконечный… если мертвые выйдут из Башни, город погибнет… – Слабой рукой она расстегнула верхнюю пуговицу на блузе, сдвинула воротник, оголяя бледную кожу на ключице. – Знак. Древний знак. Все мы… кора… кора… кора-а-а…

На коже женщины чуть правее яремной ямки Стас увидел татуировку величиной не больше пятирублевой монеты – круг, внутри которого, прямо по центру, чернела жирная точка.

– Не верь им, не верь мертвым… и не попади в их Башню… – Женщина захрипела, потянула Стаса за воротник, приближая лицо. – Если хочешь свободы, ищи того, кого ты обидел… ищи того… кого… ты обидел…

Она потеряла сознание.

Стас ногой толкнул парадную дверь и вышел из здания с женщиной на руках. На улице он заметил несколько машин «Cкорой помощи». Но первым к нему бросился тот самый мужчина, что пытался задержать его на входе.

– Давай скорее… иди, иди сюда. Что с ней случилось?

Мужчина подхватил Альбину Викторовну на руки, освобождая Стаса от ноши, и забормотал женщине в лицо:

– Альбина? Ты слышишь? Аля? Алечка?

Он понес ее к врачам.

Стас в это время выискивал в толпе Марьяну и Роберта. Заметил их за забором и поспешил туда.

– Ну и вид у тебя. – Роберт протянул Стасу бутылку воды, как только он подошел.

Марьяна с тревогой оглядывала его лицо и молчала, будто опасалась задавать вопросы.

– Как долго меня не было? – спросил Стас, оторвавшись от пластмассового горлышка бутылки и выдыхая, как после пробежки.

Девушка пожала плечами, переглянулась с Робертом.

– Да минуты три. Я даже удивилась, что ты настолько быстро ее нашел. Но ты знаешь, зато за это короткое время я кое-что успела понять: в твою голову загружена программа на самоуничтожение. А мы помогаем тебе самоуничтожиться.

– Понятно. – Стасу ничего не было понятно. Он направился к машине, выдавая на ходу: – Теперь у нас есть мертвая бабушка… какой-то знак… и еще всякая хрень… но это потом. Сначала я хочу послушать радио. Музыку какую-нибудь. Мне надо ощутить реальность, иначе я сойду с ума. Вот прямо сейчас возьму и слечу с катушек.

Стас рухнул в водительское кресло, включил магнитолу, выбрав первую попавшуюся радиостанцию, и под бодрый голос радиоведущего: «…конечно, уверен, что сегодня тот самый понедельник, чтобы привнести в жизнь новые краски…» – прикрыл глаза.

Глава 15 И он… и не он

Лучше всего Роберт Ульянов по прозвищу Удзумаки умел терпеть.

Не разбираться в стратиграфии или геральдике, не определять возраст найденных костей, не писать доклады, не вести архивы – лучше всего он умел терпеть в ожидании финала своих мучений, а те все никак не заканчивались.

Он терпел, когда лишился родителей, терпел, когда дядька оставлял на его теле синяки и унижал, терпел, когда лучший друг смотрел на него как на малодушного слизняка, не способного себя защитить. Терпел, переехав в чужой город, терпел близорукость и обсессивно-компульсивное расстройство личности. Терпел, когда качал косые мышцы живота в «Доминик Фитнес» или набивал рот яичницей вместо хорошего стейка.

1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 104
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?