Нечисть, или Тайна старинной шкатулки - Диана Бош

Есия заспешила на голос.

Наконец она вышла на залитую ярким светом поляну. В самом центре ее стоял огромный чан, возле которого колдовала худая высокая женщина в синем одеянии. Она мешала что-то в чане огромной деревянной ложкой. Оторвавшись от своего варева, посмотрела в упор на Есию. Глаза у нее оказались черными и огромными.

— Пришла? — скрипучим голосом осведомилась она и поманила Есию к себе. — Иди сюда. Смотри. — Взяла в руки длинную большую колбу, капнула из нее зеленую жидкость в чан. Та разбежалась по поверхности яркими кругами. — Видишь круг первый? Это твоя судьба. Вот круг второй — это твои страдания, третий — предназначение и четвертый — испытания.

— Их только четыре? — спросила Есия, склоняясь над чаном и пытаясь еще что-нибудь разглядеть.

Колдунья, не отвечая, капнула в чан из другой колбы, и по водной поверхности побежали синие круги, смешиваясь и пересекаясь с зелеными.

— Вот видишь — круг твой разрушен другим? Ты здесь испытание не прошла. А вот круг за круг зацепился и ни туда и ни сюда — это наказание. Мертвый якорь называется.

— Это как? — удивилась Есия.

— А так: и жить ты с человеком не можешь, и бросить его не в силах.

— Не было у меня никогда такого.

— Было, было, — многозначительно улыбнулась колдунья. — Только ты этого не помнишь. Жили, мучили друг дружку до гробовой доски. И после смерти покоя друг другу не дали.

Подуло холодным ветром, и Есия передернула плечами.

— Чушь какая-то. Не понимаю я в этом бреде ничего.

— Потом поймешь. А вот здесь, видишь, два круга слились вместе и радугой заиграли? Это твоя судьба. Но найдет она тебя, только если сможешь все испытания и искушения пройти.

— Да объясни же, не томи! — взмолилась Есия. — Чувствую, в чем-то ты права, но разобраться не могу!

Колдунья оценивающе окинула ее взглядом.

— Ну ладно, смотри.

Она взмахнула руками, и разноцветные круги, взмыв, распахнулись и закружились вокруг Есии стеной. Они стали такими огромными, что вся поляна оказалась внутри них. Исчезли деревья, лес, и из радужного мельтешения вдруг стали проступать мрачные серые стены парижского Монмартра.

Есия смотрела во все глаза. Казалось невероятным, что из ничего, из ниоткуда могут возникнуть и улица, и дом, и лестница, и даже комната, в которой она, стоя у окна, ждала своего любимого Анри. Кажется, ее звали в той жизни Генриеттой…

А за окном парило жаркое парижское лето. По весне здесь всегда стояли цветочницы с фиалками. Обычно они бросались к случайным прохожим, предлагая букеты, но сейчас улица опустела. Томный августовский вечер, когда приятно гулять по паркам, или у воды, или под окнами любимой. Но улицы города были пусты. Изредка кто-то быстро проскакивал, прижимаясь к стенам, и опять все замирало.

Из маленького окошка Генриетте была видна часть мостовой и крыши домов. Но момент, когда пришел Анри, она все-таки пропустила. Услыхала шаги уже на лестнице и обернулась на стук в дверь.

Длинный шарф, обмотанный вокруг простуженного горла, мольберт в руках. Анри смотрел на нее и грустно улыбался.

— Ты такая красивая. Я сегодня целый день думал о тебе и боялся, что ты не придешь.

— Но я же здесь, не правда ли? Твои опасения были напрасными. Что ты нарисовал сегодня? Покажи!

Он молча достал из папки наброски.

— О, как красиво! Мне вот эта очень нравится. В ней столько света… Ты должен хорошо ее продать.

— Нет, нет. Мне жалко ее продавать. — Он задумчиво покачал головой. — Пусть она останется как память о тебе.

— Обо мне?! — Она засмеялась. — Да я же здесь, с тобой! Зачем обо мне вспоминать?

Анри тихо и задумчиво смотрел на нее, а на лестнице уже слышались шаги.

Когда в комнату вошли, он отступил, позволяя им увести Генриетту.

— Как ты мог?! — Ее глаза наполнились слезами.

— Он выкупил свою жизнь, продав твою, — усмехнулся один из вошедших.

— Нет, это не так! — крикнул Анри.

Генриетту грубо толкнули в спину и вывели на улицу.

Она знала, что будет дальше. На улицах Парижа то и дело вспыхивали столкновения между восставшим народом и войсками. Крестьяне жгли замки господ и захватывали их земли. Уже было уничтожено около половины помещичьих усадеб, но восставшие захватывали все новые. Они разрушали ратуши и сжигали хранящиеся там документы.

Улицы Парижа тонули в крови. Воинственно настроенная чернь казнила и убивала. Десятки тысяч людей из разных слоев общества были мертвы, и та же участь ожидала сейчас Генриетту.

Стрельба. Крики. Огонь. Дым.

— Дай руку! — услышала она знакомый голос из проезжающей мимо кареты.

Карета отрезала ее от конвоя, тем самым дав возможность сбежать.

Секундная заминка, и вот она уже внутри кареты со своим мужем Георгом. Возница изо всех сил хлещет лошадей, спасаясь от погони, карету трясет по булыжной мостовой. Георг не смотрит на нее, но и она не в силах поднять на него глаза. Вовсе не оттого, что стыдно. Она вспоминает.

Вчера, когда Генриетта была у Анри, он посвятил ее в свой план. Завтра, ровно через два часа после того, как ему принесут деньги за картину, они уедут из Парижа. На юге Франции в маленьком деревенском домике живет мать Анри. Генриетта, переодетая в платье простой крестьянской девушки, предстанет перед нею как его жена. Там им ничего не будет угрожать.

— А мой ребенок? — спросила Генриетта.

— Мы заберем его позже. Слишком опасно сразу брать его с собой.

Они подъехали к дому.

— Сейчас ты поднимешься к себе и соберешь вещи, — сухо сказал муж. — Бери только самое необходимое. Дольше в Париже оставаться слишком опасно.

Генриетта помолчала, потом с вызовом вздернула подбородок:

— Я не поеду.

— Поедешь. Если немедленно не соберешься, я уеду сам. Ребенок останется со мной. — Он вышел из комнаты, хлопнув дверью, но тут же вернулся и заорал: — Каждая минута промедления будет стоить нам жизни! Ты сейчас губишь и себя, и наше дитя!

Спустя два часа Георг с маленьким сыном ехал в Прованс, а Пьер, верный его слуга, шел по следам Генриетты по указанию своего господина. Она побежала к возлюбленному, и Пьер посчитал, что ее надо наказать.

Нет, Георг не велел убивать ее. Но когда Пьер увидел, как Генриетта бросилась на шею этому голодранцу Анри, гнев охватил его. В это время мимо пробегала возбужденная видом крови толпа, и Пьер сообщил, что в доме прячется известная аристократка.

Обоих, и Генриетту, и Анри, выволокли из дома. Их поставили на колени и казнили тут же на мостовой.

— Именем Французской революции!