Идеалист - Владимир Григорьевич Корнилов

Целую ручки. И ножки – тоже, от коленочек и выше… До скорого!..

Некоторое время он не снимал руки с трубки, опущенной на аппарат, как будто ждал, что вот-вот раздастся новый звонок. Лицо его разгладилось мечтательной улыбкой, как будто, пятница уже наступила.

От нового звонка он вздрогнул. С опаской покосился на телефон, но трубку поднял, осторожно приставил к уху. И опять мгновенно пробудившийся в нём актёр заиграл очередную роль.

− Слушаю, слушаю! Это ты, пташечка? Что же молчишь? Слышу, угадываю твоё дыхание. Знаю, знаю, что ты в обиде. Но что поделаешь, такова, Пташечка жизнь. Мы полагаем, жизнь располагает! Нет-нет, я всё такой же, все думы о тебе. Если б не дела, сейчас бы на крылышках прилетел! Гость у меня – братан. На пару дней в столицу прикатил с расчудесной Волги… Полгода не виделись. Во, парень! Влюбилась бы по уши. Идеалист, каких свет не видывал. Сама нежность. То, о чём ты мечтаешь… Нет-нет, тебя никому не отдам… Давай на понедельник. В обеденный перерыв. На нашем месте. Ну, целую ручки. И ножки тоже. До скорого!.. – Юрочка положил трубку, на этот раз глянул испытующе на Алексея Ивановича, со смешливым видом поскрёб пальцем за ухом под шапкой ещё густых волос, сказал вроде бы в смущении:

− Вот жизнь, Алёха. Ни дня покоя! Ты-то как насчёт того-это-го?

Алексей Иванович видел, что Юрочка при всём своём неприкрытом цинизме, всё же пребывает в неловкости перед ним, живущим в другом нравственном измерении. И понимая своё бессилие перед неукротимостью чужих страстей, ответил отстранённо:

− Богу богово…

Юрочка саркастически усмехнулся библейской осведомлённости братца, поглядел раздумчиво.

− Ну-ну, сказал примирительно. – Живи по-божески. Только другим не мешай. Ты хоть помнишь о мужской солидарности? Нинке ни-ни! Понял?.. Она и так…

Алексей Иванович не успел ответить, нетерпеливый звонок, теперь уже у двери, прервал разговор.

− Вот и Ниночка! – сказал Алексей Иванович, не умея сдержать волнения от встречи с казалось бы канувшей в прошлое юношеской своей любовью. – Что ж ты, открывай! – поторопил он, видя, что Юрочка медлит.

По радостному голосу и ответному возгласу, Алексей Иванович понял, что ошибся: заявился какой-то друг-приятель, из прихожей доносились чмокающие звуки поцелуев.

Юрочка рад был гостю, ввёл в комнату, представил:

− Тебе, Алёшка, должно быть известно имя этого подвижника литературы – Юлиан Самсонов! Каждая его статья – сенсация. Бьёт под дых. Правда, тут же поглаживает бездыханного по волосикам, чтоб уж не совсем… Это за ним водится. А в общем, мужик из мужиков… Самсончик, это мой братец! Полянин, по имени Алексей, человек божий. Живёт в глубинке, столицу не жалует. Автор уже одной книжицы. Пишет роман о нравственности и справедливости. Не только пишет, мечтает отстоять свои убеждения!.

− Это уже интересно, - сказал Самсончик, пожимая Алексею Ивановичу руку, заглядывая в глаза коротким, колющим взглядом.

− Провинция тоже рождает таланты! – произнёс он ни к чему не обязывающую фразу, и тут же попросил у Юрочки последний номер «Литературной газеты».

− Я только из командировки, - пояснил он. – Не могу не посмотреть, кто из моих врагов освободил грешное земное пространство… - Самсончик был не молод. Округлым телом, такой же круглой, без шеи головой, охваченной полувенчиком липнувших к коже седых волос, напоминал ещё нераскрашенную матрёшку. Только в отличие от улыбчивого спокойствия матрёшек, был необычайно подвижен, как-то даже суетлив. Расстелив на столе газету, торопливо перелистав, он нашёл то, что искал. Громкий звук злорадного удовлетворения услышал наблюдающий за ним Алексей Иванович.

− Так-то так, любезный батенька! Вот и вы почили в бозе. Освободили, наконец-то, местечко для более достойного имярек. Прекрасно, прекрасно, - повторял Самсончик, с какой-то даже ласковостью разглаживая ладонью шелестящий газетный лист. – Юрочка, ты сделал мне подарочек. Великолепный подарочек к моему возвращению!..

− Не преувеличивай, Самсончик. Всё это житейская проза. Жил-умер, всему своё время…

Алексей Иванович уловил, что за небрежностью тона Юрочка пытается скрыть общую их радость.

− Ладно, о делах потом, - сказал он, как бы предупреждая гостя об осторожности. – Займись-ка лучше братцем моим. Убеди его в реалиях бытия. А то, в самом деле, начнёт бороться за идеальную жизнь!

Самсончик в готовности округлил глаза, воскликнул, похоже в неподдельном изумлении:

− Неужели, в нашем исковерканном времени ещё бытуют идеалисты?

Да ещё в окружении Юрия Михайловича? Это любопытно! – С преувеличенным интересом Самсончик воззрился на Полянина.

− И в чём же так сказать, основы ваших убеждений?.. – спросил он.

Подкупленный искренним, как показалось ему, вниманием, Алексей Иванович доверчиво улыбнулся, сказал, ожидая сочувствия:

− С Юрочкой мы разошлись в понимании личного и общего. В понятии справедливости. Мне думается, нравственность устанавливается в обществе ради равной для всех справедливости. И эгоизм, как таковой, должен подавляться в каждой отдельной личности. Иначе справедливости в обществе не будет.

Самсончик, как и Юрочка когда-то в юности, смешливо вытянул полные влажные губы, защёлкал языком, словно глухарь на току.

− Тэк-тэк-тэк…

Развернул полужёсткое кресло от стола в сторону Алексея Ивановича, короткими руками ухватился за подлокотники, как бы утверждаясь на некоем троне, спросил:

− Вы верите в возможность всеобщей справедливости?!.

− Да, - убеждённо ответил Алексей Иванович.

− Мда, - задумчиво повторил Самсончик. – А не думали ли Вы… Эээ? – «Алексей Иванович», - подсказал Юрочка. – А не думали ли Вы, Алексей Иванович, что жизнь самой своей сутью обрекла людей на неравные отношения? Что такое общество? Совокупность многих, очень многих людей. И каждый из этого совокупного множества стремится к себе, а не от себя. Выделяю два слова: «каждый» и «к себе». Гармонизировать свой, личный интерес с миллионами, миллиардами других интересов – мечта, как доказывает история, несбыточная. Сам Господь Бог отказался от подобной попытки, побудив людей испытать себя на постройке Вавилонской башни.

Есть прекрасное тому подтверждение – пауки. Посади пауков в одну банку – через какое-то время, они пожрут друг друга. Останется один, самый сильный, сумевший пожрать других. Но попробуйте в эту банку, где пауки, пустить жука или стрекозу. Тут же все скопом накинутся на чужака. Единство здесь будет прямо-таки партийным! Разгрызут, уничтожат. Потом выпучат глаза друг на друга и закрутится та же вечная карусель – слабый погибнет в челюстях сильного. Вот закон выживания. Когти, клыки, «я», «моё» - вы хотите пойти против природы?..

− Но у пауков нет того, что есть у человека. У человека есть разум! – возразил