Свободный - Лина Мур

– Связался с адвокатом, чтобы узнать о том, что я унаследовал. Всё, представляешь? Мой старик не успел написать завещание, видимо, думал, что бессмертен. О, нет, он сдох из-за своей уверенности в превосходстве. И я рад этому. Я безумно рад, что избавился от него естественным способом. Я рад, слышишь, Тьяго? Я рад! – Дуглас хватается за спинку дивана и, нависая надо мной, орёт мне в лицо.

– Моя прекрасная жизнь. Посмотри на неё, тигрёнок. Ну же посмотри вокруг. Что видишь? Роскошь, – выпрямляясь, Дуглас язвительно улыбается и указывает взмахом руки на гостиную.

– Есть ли плата? Да. Есть. Их смерть. И вот это. Все эти бутылки только для меня одного. Он ненавидел виски, а я специально его пью и радуюсь тому, что никто больше не ударит меня за то, что я не их родной сын. Никто не позволит себе выгнать меня из дома и не будет шантажировать ради образования! Никто не скажет мне и слова поперёк, потому что старика больше нет! А мать? Ни одной сказки за всю мою жизнь. Ни одного хорошего слова. Ничего. Только поддакивание старику и постоянное обожание его. И вот до чего это её довело? Думаешь, я не пытался её образумить? Она была не плохой. И не кричала на меня. Она была никакой. Просто пресной рыбой, которую он использовал в своих целях. Благодаря ей отец увеличил свои счета, а она… дура такая, как и все они, видела в нём своего Бога. Но Бога нет, есть смерть. И она забрала её тоже. Дура!

Дёргаюсь, когда Дуглас пинает стол, и он с грохотом скользит по полу.

– И я буду пить. Буду пить каждую ночь, пока не наступит тот час, когда он умер. Вот тогда буду пить на его могиле. Буду делать всё, что захочу, потому что я жив, а он нет. Вот так, Тьяго. Ты говоришь о свободе, и она это я. В моих силах сделать всё, чтобы ты умер, и в моих же силах дать тебе больше того, о чём ты даже не мечтал. И знаешь, кто меня всему этому научил? Нет, не старик. Я сам научился управлять людьми и манипулировать ими. Я чую их страхи и сразу же вижу слабые стороны. Его тоже видел. И у меня был главный козырь, из-за которого он отвернулся от меня. От человека, который тоже им восхищался до тех пор, пока не оказался на улице с голой задницей. Но нет, я не позволил ему вышвырнуть меня словно щенка, с которым наигрались. Я получил всё, о чём мечтал. Я получил даже больше. А он. Что он? Ничего, Тьяго. Абсолютно ничего. Старик любил горы. Как же он любил их, покупал там дома, и теперь все они принадлежат мне. Все. До единого. И место, где они погибли, тоже. Он был настолько самоуверен в себе, что даже не проверил страховку на тросе, забираясь на скалу. И мать потащил за собой. Он был так рад. Я слышал его голос и то, как он называл себя королём мира на огромной высоте. Он снимал всё на камеру, пока не сорвался вниз. И он кричал. Кричал громко до тех пор, пока не раздался смертельный стук. А за ним и мать отправилась. Просто оттого, что дура. Она отстегнула себя и погибла рядом с ним. Бессмысленная смерть, но сколько радости принесла мне. И завтра я буду праздновать. Никто мне не помешает. Я буду праздновать тот день, когда стал собой, и никто не посмел мне мешать. Никто.

Наступает тишина. В ней продолжают звенеть его жестокие слова, и я в ужасе. Пока не понял всего, но не верю ему. Не верю, что так просто можно радоваться чьей-то смерти.

– Ну что, Тьяго, где твоё осуждение? Ты, признавшись в том же дерьме, что и я, остаёшься таким противно милым. А я? Не скрываю того, что мне не стыдно. Каково это – понять, что я, действительно, задница? – рычит Дуглас. Нападает на меня, чтобы разозлиться больше и получить шанс выплеснуть боль. Я знаю, что это боль. Может быть, не от смерти родителей, а вызвана какой-то до сих пор кровоточащей раной внутри его.

– Я не буду тебя осуждать, Дуглас. Это твоё право – ощущать свободу от того, что на тебя больше не наседают. Думаю, что тебе сложно жилось рядом с диктатором. И ты его переплюнул. Но приносит ли это тебе ту радость, о которой мечтал, или же ты вынуждаешь себя испытывать удовольствие от своих мыслей? У тебя, наверное, были причины, чтобы ненавидеть этого человека. Но у тебя нет причин, чтобы ненавидеть себя. Да, ты себя ненавидишь. За что, Дуглас? Что на самом деле ты скрываешь? – спрашиваю, набираясь смелости, и поднимаюсь с дивана. Я вижу, как дыхание Дугласа нарушается при каждом моём шаге к нему. Он нервничает, и это очень заметно из-за алкоголя. Он не может больше контролировать себя так, как раньше. И это очень заманчиво.

– Какой ты глупый, Тьяго. Ты так и не понял, что мне нравится быть задницей? Мне нравится видеть в глазах людей страх при моём появлении! Нравится унижать их и давить, как тараканов! Нравится наблюдать за тем, как ты вздрагиваешь при каждом резком движении с моей стороны! Нравится изводить тебя! Ты идиот, – с отвращением выплёвывает он и делает шаг, но я перекрываю ему путь.

– Пусть я идиот, но не верю тебе. Это твоя защитная модель поведения, чтобы никто не узнал тебя настоящего. Порой я вижу тебя другим. Ты задница, не отрицаю, но мне нравятся задницы, поэтому это не вызывает отвращения. Ты…

– Ты должен быть разочарован во мне сейчас, – цедит Дуглас, дёргаясь в мою сторону. Поднимаю подбородок и не сдаюсь.

– А я восхищён тем, как глупо ты умеешь заставлять людей ненавидеть себя. Я не умею так, но хотел бы научиться. Ты заставляешь всех уходить, бросая тебя, но я ещё здесь, и не уйду. На мне твой приём не сработал. Говори всё что угодно. Можешь орать на меня, продолжать унижать, но теперь я знаю, для чего ты это делаешь. Ты боишься, что кто-то сможет принять твои слабости так же, как и сильные стороны. Ты боишься искренности, потому что однажды твою искренность предали. Близкий человек предал тебя и вынудил научиться ненавидеть всех, потому что кто-то может легко разгадать все твои планы и вновь заставить тебя поверить во что-то хорошее. Пей, если хочешь. Но это никогда не поможет тебе справиться с твоим страхом. Этим самым ты лишь делаешь хуже только себе, и никакая роскошь тебе не поможет так, как живой человек. Это всё холодное. Но тепло, человеческое тепло, намного ценнее, чем бумажки. Да, сейчас скажешь, что я ничтожество и не имею, вообще, этих самых бумажек. Ты прав. Но зато я знаю, что такое любить и презирать жестокость, чтобы самому никогда не упасть в эту яму. Выберешься ли ты один из неё? Нет. Прости, Дуглас, но один ты не справишься. Ты должен выбрать человека, которому будешь готов довериться. И я не хочу, чтобы это был я. Для меня будет лишним узнать, что ты стоишь того, чтобы тебя любить.

Я сам не ожидал того, что скажу подобное. Я практически признался в том, что испытываю очень дурные чувства к этому мужчине, хотя подобное запрещено. Но что-то пошло не так. И я сбегаю, пока меня не ударили на самом деле.

Быстрым шагом иду в свою спальню и закрываю дверь. Прислушиваюсь к тому, что происходит. Ничего. Тихо. Очень тихо. Дуглас не пошёл за мной, чтобы высказать все претензии. Он пока не понял моих слов, да на самом деле я и не хочу, чтобы понял, иначе для меня начнётся новый ад.

Забираюсь под душ и обдумываю то, в чём признался Дуглас. Теперь я знаю некоторые из причин его поведения, но не все. Я уверен в том, что его отец, приёмный отец, был очень жесток к нему. Он бил его и пытался сделать похожим на себя. Но было что-то ещё, раз его выгнали из дома. Дуглас сотворил нечто неприемлемое для их общества, и вряд ли об этом знает кто-то, кроме его самого. На самом деле, воспроизводя в голове наш разговор, я ужасаюсь и в то же время испытываю странную гордость за то, что он всё же открылся мне. Немного, через побитое стекло, но открылся. Хотя это плохо. Я привязываюсь к Дугласу сильнее, чем нужно. А он играет со мной, прекрасно умея это делать и даже не подозревая, как сильно притягивает меня к себе.