Весь апрель никому не верь - Ариадна Борисова

– Да.

– Уговори, пожалуйста, тетю Дору, чтобы она согласилась ехать. У моего дяди есть свободная квартира, где вы могли бы пожить некоторое время, потом мы что-нибудь придумаем.

– Разве у дядей бывают дяди?

– Бывают. У меня и папа есть.

– Вы… не врете? – смущенно спросила Анюта, и Матвей тоже смутился.

– Не вру.

– Честное слово?

– Честнее этого честного слова на свете нет.

– А Пенелопа Круз с нами поедет?

– Обязательно. Это честь для меня и дяди Робика.

Девочка порывисто обняла Федору, заглядывая ей в глаза:

– Тетя Дора, поедем?.. Пожалуйста! А то ведь нас завтра выгонят!

Женщина вздохнула, бессильная против далеко зашедшей Матвеевой уловки.

– Анюта права, – усугубил Робик. – Вы ничем не рискуете и ничего не теряете, в этом городе у вас, похоже, нет будущего…

В багажник свободно вместились небольшая кладь и ценности – скатанные в рулоны Маринины картины. Федора накинула тонкое пальто из дешевой серой плащовки. Обретя форму на стройном теле, неказистое пальто чудесно преобразилось в скромную, но вполне элегантную вещь. Матвей неожиданно для себя подумал, что купит одежду, достойную этой красивой женщины.

Они заезжали то в паспортный стол, то в детскую поликлинику за Анютиной медицинской картой, то в библиотеку сдать книги (по их подбору Матвей отметил литературный вкус читательницы), взяли ребенку креслице в автошопе и поужинали в кафе, пока мойщики приводили в порядок извозюканную в грязи «Шкоду».

Выполнив необходимые формальности, Федора, кажется, уморилась, под глазами легли синеватые тени. Ей осталось проститься с могилами родных, да и Матвей хотел положить букет на могилу Марины. Нехорошо, конечно, в поздний час тревожить кладбищенский покой, но другого времени не будет.

Кладбище находилось в лесном массиве неподалеку от улицы, где стоял дом сестер, теперь уже бывший, и пришлось возвращаться туда через весь город. Здания наступали и отлетали назад, словно в нескончаемом хороводе. В текучем мельтешении света глаза Федоры отливали всеми оттенками зеленого. Женщина покидала не просто город – она уносилась от дорогих ей улиц детства, бульваров юности, и Матвей был рад хотя бы тому, что не видел в ее лице обреченности. Анюта спала с куклой в обнимку на прихваченной подушке. Креслице пока отставили, вряд ли в вечернем городе остановит дорожный патруль.

Матвей заново переживал то, что им было сказано Поливанову, воображая более взыскательную и лаконичную речь. Из ума не выходила угроза дельца: «Неужели вы хотите, чтобы ваша драгоценная девочка попала в детдом?» Отнять ребенка у Федоры при его возможностях – раз плюнуть…

Машина сгустком тьмы благополучно въехала на территорию кладбища и тихо покатила мимо бесхозных еще стел, выставленных на продажу. Из леса доносилось чистое дыхание сосен. По две розы осталось на могилах матери и деда сестер. Перед могилой, огороженной простым штакетником, Матвей направил фары автомобиля на деревянный памятник с фотографией Марины. На холмике упокоились остатки букета с вынутым нечетным цветком. Розы начали вянуть, их обманчиво свежее благоухание стало слаще. На лес опускался мрак холодной ночи, и вдруг выплыла из облаков луна.

Федора плакала – плечи дрожали. Матвей привлек ее к себе и обнял по-дружески, как обнял бы Эльку, но женщина отстранилась, овеяв прохладой. Озябла, пора ехать. Матвей обернулся, уверенный, что Робик стоит рядом, и не увидел его. В машине тоже не оказалось. Что за ерунда? Куда ушел, как давно?..

Девочка безмятежно спала. Пенелопа Крус смотрела из-под ее локтя недреманным оком. Самые нежные существа на земле – это цветы и маленькие спящие девочки. За гранью печального мира раздавался машинный гул, брехали собаки. Матвей вгляделся в глубину меченого пирамидками леса. Пойти, что ли, поискать Робика? Не кликать же на весь погост.

– Федора, погрейтесь в машине.

– А вы?

– Я поищу господина Ватсона.

– Он… где?!

– Не бойтесь, я скоро.

Светлое пятно замаячило вдали у дороги. В голову Матвея полезли дурные мысли. Те лишенные разума мысли, которые иногда заставляли его с подозрением относиться к числу 13, стучать по дереву и поплевывать через плечо. Решительно шагнув вперед, он остановился: Федора звала. Казалось, ушел далеко, а обратно прибежал за несколько секунд.

– Матвей, может, нам поехать навстречу Роберту?

– А если он придет по другому пути и не застанет нас?

– Тогда… подождем? – неуверенно попросила она.

Матвей курил сигарету за сигаретой. Пять минут… десять… Луна сияла в полную силу, черный лес возвышался, как чугунные ворота в преисподнюю. Три минуты. Пять. Семь… Да что такое! Он больше не мог ждать.

Развернутые фары высветили Робика. Матвей обмяк от радости и только поэтому не пристукнул его на месте.

– Где ты был?!

– Где ты был, Робин Крузо, где ты был? – весело передразнил Робик голосом грассирующего попугая. – Вынеси, пожалуйста, бутылку воды из машины, руки вымою.

– От крови! – ужаснулся Матвей. – Ты грохнул Поливанова?!

– Я не киллер. Я – оператор.

– В смысле операций?.. – Ничего не понимая, Матвей лил Робику на руки воду.

– Да, в некотором смысле. Примерно столько же времени уходит на аппендэктомию.

Робик тер пальцы так тщательно, будто впрямь вырезал кому-то аппендикс без перчаток.

– Зачем ты туда пошел?

– Во-первых, близко. Во-вторых, душа просила. В доме – гудеж на всю улицу! Люди с «бабками» решили погулять напоследок. Я сильно жалел, что под рукой не было селитры и клея «Момент». Хотелось устроить гадюшнику небольшой праздничный салют…

– Опять пиротехника?!

– В этот раз просто техника, – успокоил Робик, закуривая. – Строительная, с которой ты работаешь. Пригодилась практика у тебя на полигоне: я использовал экскаватор в операции «Роза». У машинистов и хирургов одна функция – они оперируют.

– Разве двор Поливанова не на сигнализации?

– Не заметил признаков. Поливанов доверяет охранникам, и зря. Я сидел в экскаваторе, когда они обошли усадьбу зигзагами и вернулись к соседям догуливать.

– А если бы поймали?!

– Не поймали же! Хотя было, конечно, чего бояться. Могли заметить мою возню с проводками, свет лампочек, услышать рев двигателя. Потом экскаватор въехал в палисадник под окна, и я думал, как бы вовремя дать деру.

– Ну, ты наглый…

– Не наглый, а смелый. Они на другой стороне пировали. Я без проблем загреб помойку ковшом, вернулся к вилле и вывалил мусорный бак в окно башни, где пошире. А на подоконнике оставил розу. Ту, лишнюю.