Фагоцит. Покой нам только снится - Андрей Величко

Как уже говорилось, я всегда сильно не любил всякие достижения к памятным датам, но к столетию Ленина без такого в космических делах не обошлось. Правда, знак подгонки события к дате был обратным – старт Николаева и Севастьянова не ускоряли, а придерживали, в принципе лететь можно было еще в начале марта. Однако они стартовали двадцатого апреля, а двадцать второго поздравили с орбиты весь советский народ и все остальное, блин, прогрессивное человечество.

Кроме того, я наконец-то с отличием окончил Высшую партийную школу, что открывало возможности дальнейшего карьерного роста. Впрочем, пока он заключался в том, что меня припахали руководить ленинским субботником по уборке строительного мусора в только что построенном корпусе «В» института.

Американцы тоже внесли свою лепту в празднование. Их «Аполлон-13» стартовал не одиннадцатого апреля, как в прошлом Антонова, а на десять дней позже, двадцать первого. И как тогда, центральный двигатель отключился на две минуты раньше расчетного времени.

Однако сейчас в Хьюстоне решили не рисковать и прервали полет, «Аполлон» с несчастливым номером успешно приземлился. И правильно, в другой истории он, облетев Луну, смог вернуться к Земле буквально чудом, и вовсе не факт, что оно повторилось бы и сейчас, несмотря на мастерство и мужество экипажа.

Вот только во всем есть и обратная сторона. Хорошо, с причинами преждевременного отключения двигателя американцы разберутся. Но про утечку из топливного бака и про последующий взрыв в аккумуляторном отсеке они так и не узнают, пока аналогичная авария не произойдет во время полета очередного «Аполлона». Далеко не факт, что тогда она не перерастет в катастрофу. И главное, сделать-то ничего нельзя! Не отправлять же в НАСА анонимку с описанием возможной аварии.

Так что, если в здешнем будущем погибнет экипаж какого-нибудь очередного «Аполлона», виноват в этом буду я.

– Фиг тебе! – тут же отреагировал Антонов. – Если бы я, бросив все, в свое время не кинулся вытаскивать Скворцова из комы, вообще ничего не было бы. Так что это будет моя и только моя заслуга, твоя совесть может быть спокойна, а моя на подобные мелочи давно не реагирует. Да и не волнуйся ты! Один раз они взорвались и смогли после этого сесть, почему теперь должно быть как-то иначе? Не мешай людям проявлять героизм, лучше давай еще раз прикинем, как тебе обойтись без этого. Вот что будет, если аккумуляторный отсек взорвется на «Салюте»?

– Траурное объявление в исполнении Левитана и торжественные похороны.

– Уверен? А вот я не очень. Схему «Салюта» хорошо помнишь? Давай прикинем, что тут будет после реализации такой вводной.

– Перестраховщик.

– Ну, раз уж ты им не хочешь становиться, приходится мне.

Николаев и Севастьянов после почти трехнедельного полета нормально сели. Нельзя сказать, что столь долгое пребывание в невесомости обошлось для них совсем без последствий, но все-таки их самочувствие было гораздо лучше, чем в прошлом Антонова.

Почти сразу после завершения их полета, в конце мая, на орбиту была выведена станция «Салют», а у меня появилась вторая дочь, названая Анастасией.

Вообще-то грядущий полет был не единственным знаковым событием в моей жизни. В воскресенье четырнадцатого июня, через два-три дня после нашего старта (если он, конечно, состоится вовремя), пройдут выборы в Верховный Совет СССР, и я уже был выдвинут в кандидаты. Хорошо хоть на предвыборных встречах с трудящимися за меня в основном отдувались доверенные лица – Александр Казанцев, уже закончивший первую книгу задуманного цикла о космических роботах, и Иван Ефремов.

– Тебе все равно перед полетом на это времени не хватит, – объяснил мне Шелепин. Между прочим, не только куратор космической программы СССР, но и председатель президиума того самого Верховного Совета, куда мне предстояло просочиться. – К тому же ты можешь ляпнуть чего-нибудь не того, язык у тебя без костей, Александр Петрович в этом отношении гораздо более ответственный человек. Иван Антонович, как ни странно, тоже.

Это он говорил с таким видом, будто я собирался возражать. Да упаси господь! Успею еще набазариться с трудящимися, когда меня выберут, там уже никакие доверенные лица не помогут. Впрочем, одно предвыборное обращение, причем по телевизору, мне сделать все-таки придется – с борта «Союза-10», перед стартом, в прямом эфире.

– По-моему, тут чем-то пахнет, – заявил Гагарин, вплывая в бытовой отсек «Салюта» и подняв стекло шлема легкого скафандра.

– Поливинилхлоридом, – уточнил я, проделав то же самое. – Проводку монтировали прямо с завода, вот она и ароматизирует помаленьку. Ничего, если бы воняло диметилгидразином, было бы гораздо хуже.

– Раздеваемся и приступаем к работе, – подытожил Гагарин. – Может, хоть сейчас расскажешь, что за сверхсекретные эксперименты ты тут собрался проводить? Я все-таки командир корабля. Правда, Шелепин сказал, что это на твое усмотрение.

– Сейчас.

В невесомости не требовалось ни прилечь, ни присесть, ни расслабиться. Я прикрыл глаза, потом открыл их и увидел давно знакомую квартиру Антонова.

– С прибытием! – приветствовал меня духовный брат. – А ну-ка пройдись.

Я прошелся.

– А ничего, тебя совсем не качает.

– Так сколько той невесомости было-то? Всего ничего. Ладно, готовь посылки, я пока отключаюсь.

Антонов возился в двадцать первом веке часов пять, потом он пообедал, и мы с ним мысленно перенеслись на орбитальную станцию, став Скворцовым.

Я раскрыл ладонь и убедился, что кристаллик соли, который Антонов зажал в кулаке перед отбытием, на месте. Впрочем, и без того чувствовалось, что все наши способности работают, причем как бы не лучше, чем в нормальных условиях.

– Буду испытывать приемопередатчик межпространственной трансгрессии, – объяснил я. – То есть устройство, способное мгновенно принимать предметы, отправленные сюда из камеры передатчика. А потом наоборот, это устройство обратимое.

– Серьезно? – удивился Юрий.

– Еще как, вот проверю электронику и, глядишь, часа через три-четыре начнем. На Земле получалось очень плохо, но есть основания считать, что здесь будет по-другому.

– А оно не е…т?

– Да вроде не должно.

Похоже, Юра мне не очень поверил, но специально убеждать его в мои планы не входило. Просто надо было выяснить, как на наших с Антоновых способностях скажется нахождение Скворцова на орбите. А делать это незаметно для напарника и командира вряд ли получится – в «Салюте» все на виду. Это, кстати, одна из тех трудностей, которую должны преодолевать космонавты. Мне проще – я уже привык жить как за стеклом, от Антонова что-либо скрыть если и возможно, то очень трудно.

Время для эксперимента настало часов через пять после прибытия на станцию, когда все ее системы были проверены и мы убедились, что жить тут можно. Роль «приемопередатчика» исполнял текстолитовый ящик с размерами, примерно вдвое превышающими максимально возможные для переброса. Сбоку у него имелось два разъема – один большой ШР для подключения к бортсети станции, чтоб, значит, светодиодам было от чего моргать, и маленький ДБ-9, этот уже чисто для красоты. К нему был подключен пульт дистанционного управления, в свое время сделанный для «Комсомольца», но оказавшийся неудачным. Однако он весил всего полтораста граммов, так что станцию не перегрузил. И значит, светодиоды помигали, а мы вскоре стали обладателями аж четырех банок черной икры. И это невзирая на то, что с момента предыдущего сеанса прошло всего пять часов! На Земле нам с духовным братом подобные подвиги как-то не очень удавались. Для того чтобы переслать груз, близкий к максимально возможному по размерам и массе, требовалось не меньше трех суток полного неиспользования паранормальных способностей. Правда, в сумме, то есть время здесь плюс время там, но сейчас и у меня, и у Антонова пауза была существенно короче.