Белая как снег - Самюэль Бьорк

Анетте. Это не наша вина.

– Я просто говорю. Мунка уже вызвали.

– Куда?

– К нашей дорогой Ханне-Луисе Драйер. По слухам, она хочет забрать у нас дело.

– Тьфу-ты.

– Я серьезно. Так говорят. Крипос уже попросили приготовиться. Вникнуть в дело.

Катья промолчала. Фредрик не знал почему, но после предыдущего расследования она покинула их отдел и некоторое время работала в Крипосе.

– Ладно, давайте не будем об этом сейчас. А сделаем то, для чего мы здесь собрались.

Фредрик надел ботинки и, встав со стула, подошел к стене и показал на снимки.

– Зрители? Как поступим?

И Людвиг, и Катья молчали.

– Ну давайте же. Если дело перейдет к ним, они будут это делать, но пока этого не случилось, мы, чтоб меня, должны делать все, что можем. И да, Катья, я с тобой согласен. Это вне зоны нашей ответственности. Мы что, охранники? Нет, мать их, мы на это не подписывались.

Настроение у Катьи чуть смягчилось, и она поднялась с места.

– Людвиг, это все снимки?

– Все, что мне прислали, да.

– Ладно, с чего начнем?

Людвиг пожал плечами.

– Может, с них? С прессы? Фотографов? Могу со всеми связаться. Переслать фотографии во все редакции. Вычеркни своих журналистов. Фотографов. Проверь, не появился ли кто-то, о ком не было заявлено.

– Хорошая идея, – заметил Фредрик.

– Но черт, это займет недели.

– Да нет, может, пару дней, а что еще остается?

– Ладно, – ободряюще сказал Фредрик. – Начнем с этого. Сколько их там? Человек пятьдесят? Не так уж много времени это займет, боже, да я за час могу вычеркнуть половину.

– Я ставлю на эту группу. – Катья показала на другое фото. – Но с чего, черт возьми, начать?

Гости. С цветами, мягкими игрушками и фотографиями. Скорбящие, кому не хватило места в церкви.

– Ну, начнем так, – сказал Людвиг, доставая из кармана ручку, и подошел к фото.

– Дети и женщины. Вычеркиваем, верно? Это будет… процентов шестьдесят? Что остается? Сорок процентов мужчин. А если из них убрать подростков и молодежь, что останется? Навскидку, человек двенадцать-пятнадцать? С этим можно работать, как считаешь, лучик света?

Катья состроила гримасу и согласно кивнула.

– Ну да, так пойдет.

– Как там говорят американцы? Когда жизнь дарит тебе лимоны, сделай из них лимонад. У вас в Нидерландах так, наверное, не говорят?

– Нет, не говорят, но у нас есть кое-что получше.

Она встала и забрала у Людвига ручку.

– И что же?

– Хватит уже излучать позитив, лучше принеси мне колу, и я обещаю, что буду в хорошем настроении, когда ты вернешься.

– Ну ничего себе. Как поэтично.

– А я о чем говорю?

Катья снова состроила дружескую гримасу и стала перечеркивать лица на большой фотографии. Хохотнув, Людвиг вышел из комнаты.

– А он ведь прав, – сказала Катья. – Смотри, не так уж много взрослых мужчин остается.

Фредрик уже шел к ней, когда у него зазвонил телефон. Увидев, кто звонит, следователь вышел в коридор.

– Добрый день, Силье.

– Добрый.

Ее голос отличался от обычного.

– Что-то случилось?

– Я…

– Что такое?

– Мне кажется, я сделала то, чего не должна была. И я не знала, кому позвонить…

– Правильно сделали, что позвонили мне. Что такое?

В трубке повисла тишина, и через мгновенье Силье ответила.

– Помните отца Рубена?

– Яна-Отто? Что с ним?

– Ох, мне как-то не по себе, не уверена, что так можно…

Обычно мягкий голос учительницы перешел чуть не в плач.

– Не волнуйтесь. Все нормально. Так что вы сделали?

Он закрыл дверь в комнату для брифингов и отошел подальше.

– Помните, мы с вами говорили, что отец Рубена не такой уж хороший человек? Что ходят слухи, будто он плохо обращался с сыном?

– Помню.

Снова тишина.

– У меня есть подруга, она работает в органах опеки. И вот черт меня дернул позвонить ей и попросить поискать, не найдется ли что-то на него.

– Какое-то дело?

– Да.

– И?

– Ну, она, конечно, не имеет права делать такое, но я хорошо ее знаю, мы давно дружим, в общем…

– Что вы нашли?

Она снова пропала.

– Алло?

– Извините… мне кажется, по телефону это лучше не обсуждать. Мы могли бы встретиться? Где-то не в людном месте, а в более тихом?

– Где вы сейчас?

В коридоре показался Людвиг с колой и, улыбаясь, зашел в комнату.

– Я в городе. В Осло. Сири у мамы, так что я свободна. А вы где?

– Я на работе. Подъедете сюда?

– Нет, не знаю…

– Или ко мне домой? Так вам спокойнее?

– Ой, я так нервничаю, наверное, лучше этого не делать.

– Давайте так – я сейчас же поймаю такси, и вы сделаете то же самое? Встретимся у меня через… как можно быстрее. Сейчас пришлю адрес, ладно?

Снова тишина.

– Вы уверены, что это удобно?

– Конечно. Уже еду.

– Ладно. Хорошо. Спасибо.

– Вам спасибо. До встречи.

38

Припарковавшись у белого дома, Холгер Мунк посмотрел на него и впечатлился величественностью здания. Он даже усомнился, верный ли адрес дала Миа. Инкогнитосгата? Здесь обычные люди не живут. Всего в нескольких сотнях метров отсюда виднелся дом премьер-министра. Вдруг Миа из окна на втором этаже окликнула его.

– Там открыто, заходите.

Он прошел мимо ярко-зеленой живой изгороди, выглядевшей так, словно ее стриг математик, и уже собирался войти в большую дверь, как у него зазвонил телефон. У Мунка были сомнения по поводу кандидатуры Уксена. Поговаривали, что он бесцеремонный и чересчур самонадеянный, но в отделе необходимо иметь многообразие мнений, разные типы личности. Может, пора и поговорить с ним. Катья не объяснила внятно, почему тогда попросила о переводе в Крипос, но ее недружелюбное высказывание в адрес Карла на брифе несколько дней назад навело Мунка на мысль, что, видимо, Уксен и был причиной. Мунк потерпел фиаско. Как можно было не понять это раньше? Но отдел ведь открыли совсем недавно, и признавать поражение не очень-то хотелось. Вносить изменения в штате уже на первом году работы. Но, видимо, момент настал.

– Привет, Карл, что там у тебя?

Освещенный лучами выглянувшего из-за облаков солнца, Мунк вынул сигарету из кармана и чиркнул зажигалкой.

– Уле Гуннар Сульшер. Картинка вырисовывается, но не знаю. Что-то мне подсказывает, что я бы лучше выполнил эту работу, слетав туда. Поболтав с людьми.

Речь шла о проверке информации по мужчине с карандашного портрета, полученной Фредриком от мальчиков, которых он опрашивал в школе. С их слов, тот хвалился, что играл в футбол с норвежской знаменитостью, но потом получил травму, разрушившую его карьеру.

– Он всегда играл за Клаусененген. В юности дебютировал в команде A, ему было семнадцать.