Тарси - Валерий Афанасьев

Зрители взвыли, приветствуя мою победу. Я же сейчас думал об одном: «Жив ли мой противник?» Когда на тебе столько железа, падать с трехметровой высоты противопоказано.

К нему подбежал медик, дежуривший здесь как раз на такой случай, чтобы осмотреть пострадавшего, но по стонам и ругани, доносившимся снизу, я и так догадался, что противник жив.

– Нечестная победа! – крикнул второй северянин.

Зрители разочарованно взвыли, симпатии были на моей стороне.

– Рыцарь Сикруц вызывал вас, граф, на поле для турниров.

– Рыцарь принял вызов, – заметил Тромиг.

– Серьезных нарушений правил поединка не было, – заметил один из рыцарей, расположившихся в соседней ложе.

«Рыцарь Сикруц? Где-то я это имя уже слышал».

– Как, вы сказали, зовут рыцаря?

– Сикруц, – отозвался северянин.

Стоп, это же тот самый рыцарь, с которым я собирался обсудить вопрос освобождения Салины. Что-то мне говорит, что он будет не слишком покладист после всего произошедшего.

Рыцаря Сикруца унесли на носилках, кроме многочисленных ушибов у него имелся перелом ноги.

– Поздравляю вас, граф, это был отличный поединок, – заметил один из рыцарей.

– Но все же он проходил не совсем по правилам, – заметил другой.

– Этого Сикруца давно следовало проучить, – заметил третий.

– Благодарю вас. Я не стремился к ссоре.

Дружный смех окружающих немало меня удивил. Что смешного в том, что я сказал?

Заметив, что я нахмурился, один из присутствующих пояснил:

– Сикруцу не надо повода, чтобы затеять поединок.

– Но зачем-то он его затеял.

– Выкуп за ваш меч и ваши доспехи – вот его цель.

– Вот как? Так это обычное желание подзаработать?

– У вас отличный меч, граф, и доспехи тоже хороши.

Да это ж почти разбой на большой дороге! Не слишком ли я идеализировал Актию, когда взялся ей помочь? Нет, не слишком. Нравы здесь далекие от идеальных. Впрочем, что такое идеал? Здесь феодализм и нравы феодального общества. По меркам феодализма, нравы здесь – просто сама добродетель. Да и поведение Сикруца пусть и не считается преступлением, но все же не одобряется большинством рыцарства. Иначе люди не радовались бы так его поражению.

Пусть уж лучше такие нравы, чем полное их отсутствие, которое пытается навязать этому миру Лутсор.

Моя победа вызвала большее внимание, чем поединок на поле для турниров. Он, кстати, смог продолжиться лишь через четверть часа: рыцари-поединщики, оскорбленные отсутствием внимания со стороны зрителей, разошлись и бросали в мою сторону хмурые взгляды. Как бы мне снова не нарваться на вызов. Дамы слали мне улыбки, рыцари поздравляли с победой.

Мальчонка, одетый в форму пажа, подошел и передал мне розу, прибавив на словах:

– От баронессы Далит.

Я нашел глазами дарительницу и улыбнулся ей.

– Граф, вы пользуетесь успехом у женщин! – произнес барон Тромиг.

– Ну что вы, это всего лишь цветок!

– Быть может, у вас в Капатонии это ничего не значит, но у нас это не просто цветок.

– А что еще? – взволновался я.

– Неприкрытый намек на симпатию.

Что за день сегодня такой!

– Скажите, барон, сегодня случайно не восьмое марта?

– Что такое восьмое марта? – не понял Тромиг.

– Не обращайте внимания, я удивлен обилием встреч.

Сначала виконтесса Луасье, затем баронесса Далит. Ах, нет, до них еще была Салина.

Виконтессу впечатлило мое богатство, баронессу – победа. Только Салину ничего не впечатлило, разве что мое желание ей помочь.

А с этим, чувствую, будут большие проблемы.

– Барон, не могли бы вы узнать, куда унесли рыцаря Сикруца? – попросил я Тромига.

– Это несложно, мне и узнавать не надо. С северной стороны под трибунами находится лазарет, наверняка рыцаря понесли туда. Врач осмотрит его, окажет первую помощь, только потом его отнесут домой, если состояние не будет слишком серьезным.

– Замечательно. Как вы смотрите на то, чтобы навестить раненого?

– Этого зазнайку-северянина?

– Да, именно его.

– Честно говоря, он получил по заслугам.

– Давайте будем снисходительнее к поверженным противникам.

– Только после того, как противники повержены, – согласился Тромиг.

– Хотя бы так. Но Сикруц потерпел поражение.

– Я надеюсь, его доспехи и секиру вы возьмете себе?

– Зачем они мне? В его доспехах я утону, а секира мне будет явно не по руке.

Тромиг нахмурился, явно показывая, что не одобряет моего меценатства. Вообще-то этого Сикруца следовало бы проучить, но у меня к нему дело. Попробую быть великодушным, глядишь, мои переговоры пройдут успешно. Лучше бы подождать, когда рыцарь Сикруц оправится от ран, но не так уж много у меня свободного времени. Скоро принц Колозин вернется в город и пора будет браться за дело. Не для того я ехал в такую даль, чтобы спасать отдельных взбалмошных девчонок.

– А как же поединок второй пары рыцарей? Мы на него не будем смотреть? – удивился барон.

Герольд объявлял о выходе рыцарей на поле. Кстати, первый поединок закончился бескровно: рыцарь Лорди выбил меч из рук рыцаря Харта и заставил его признать свое поражение. Последний принес свои извинения, и на этом все закончилось.

Вызывая вторую пару поединщиков, герольд не назвал причину их спора, видимо, следовало ожидать более яростной схватки с непредсказуемым результатом. Было бы интересно посмотреть, чем она закончится, но после завершения боев можно ожидать наплыва людей в лазарет.

– Давайте сделаем так: вы, барон, посмотрите поединок, а потом расскажете мне, чем он закончился, я же схожу навещу раненого.

– Как вам будет угодно, граф, – отозвался Тромиг. – А насчет доспехов этого самого Сикруца вы все-таки подумайте, можно продать их или отдать в перековку.

Я не стал отвечать про доспехи, уточнил, где именно находится лазарет, и отправился туда.

Как я и рассчитывал, в лазарете было пусто. В это время все зрители смотрели на разворачивающийся поединок. Даже врач, оказав первую помощь Сикруцу, поспешил на поле. Хотел ли он полюбоваться поединком или дежурил, чтобы оказать раненым незамедлительную помощь, если та потребуется? По крайней мере, присутствие врача на поле во время поединка было обоснованным.

Сикруца я нашел без труда по ругани, которая доносилась время от времени из дальней комнаты. Эти своеобразные звуки играли для меня роль навигатора. Первое впечатление о полной пустоте лазарета оказалось обманчивым: у двери, из-за которой слышался мощный бас сброшенного мною с галереи рыцаря, сидела женщина в форме сестры милосердия и бросала на эту самую дверь настороженные взгляды.