Тайна голландской туфли - Эллери Квин

— Очень мило с вашей стороны, инспектор. Ну, мне пора.

Кнайсель колебался, теребя в руках свою шляпу. Внезапно он встал и, не глядя на Эллери, быстро сказал:

— Всего хорошего. До свидания, господа, — и вышел из кабинета.

— Бездельник! Каков актеришка! — Лицо инспектора из бледного стало багровым. — Все нервы вымотал!

— Что вы имеете в виду, Квин? — спросил Сэмпсон.

— Так ясно как день! — воскликнул старик. — И его теория ясна в своей изворотливости. Послушайте, Генри! Разве вам не пришло в голову, что это для него поле очищено теперь, что это он — в наибольшем выигрыше от смерти Абигейл Дорн и Дженни, что это он и есть — мифическая четвертая партия, по его теории?! Другими словами, нет никакой четвертой партии — есть Мориц Кнайсель!

— Квин, разрази меня гром, а ведь вы правы!

Старик с триумфом обернулся к Эллери:

— И все эти словеса о некоем X, который убил Абби и Дженни и теперь покушается на него самого... Так ведь это чепуха полнейшая! Ты не думаешь, что я на верном пути, а, сын?

Эллери некоторое время молчал. Глаза его выражали полную усталость и изможденность.

— У меня нет ни малейших доказательств, — сказал он наконец, — для обоснования своего мнения, но полагаю, что и ты, и Кнайсель — оба вы заблуждаетесь. Не думаю, чтобы Кнайсель был на это способен, не думаю, что он и есть та четвертая — чисто гипотетическая, между прочим, — партия... Отец, если мы когда-либо и достигнем цели нашего расследования, в чем я серьезно сомневаюсь, то окажется, и попомни мои слова, что это гораздо более тонкое и ловко сработанное преступление, чем рисовал тут Кнайсель.

— Как ты можешь говорить и горячо и холодно одновременно, сын? — Старик почесал в затылке. — Теперь, после того, как ты так разочаровал меня, сказав, что Кнайсель — фигура совсем не той важности, ты наверняка должен рекомендовать мне не спускать с него глаз как с главного подозреваемого. Это будет похоже на тебя.

— Ты будешь удивлен, но именно это я и хотел сказать. — Эллери зажег сигарету. — И не пойми мое заявление неверно. Ты знаешь, что ты не далее как пять минут назад это сделал. Кнайселя нужно охранять так... как будто он махараджа из Пенджаба. Мне нужны детальные отчеты о всех личностях, которые приближаются к нему на расстояние менее десяти метров, обо всех разговорах с ним и обо всех видах деятельности этих личностей!

Так прошла среда, и с отчетом каждого сумеречного часа сенсационное двойное убийство в Нью-Йорке все более грозило навсегда обратиться в неразгаданное.

Расследование смерти доктора Фрэнсиса Дженни, так же как и смерти Абигейл Дорн, достигло критической стадии. В кабинетах, близких к высшим эшелонам полиции, было единогласно решено, что в течение сорока восьми последующих часов нужно принимать решительные меры.

Утром в четверг инспектор Квин проснулся после нелегкой ночи в невеселом настроении. Его мучил кашель, а глаза лихорадочно блестели — он был близок к настоящей простуде. Однако он игнорировал протесты Джуны и Эллери и, поеживаясь в своем тяжелом пальто, надетом несмотря на теплый для зимы январский день, побрел по улице по направлению к станции метро.

Эллери сидел на подоконнике и задумчиво смотрел, как удаляется отец.

Стол был завален посудой с остатками завтрака. Джуна взял чашку и сел, уставив цыганские глаза на Эллери. На лице его не дрогнул ни один мускул. У юноши был природный, звериный дар затаиваться, замирая в одной позе, не шевелясь. Эллери заговорил с ним, не поворачивая головы:

— Джуна.

Джуна бесшумно оказался у подоконника.

— Джуна, поговори со мной.

— Я — с вами, мистер Эллери? — Джуна вздрогнул.

— Да.

— Но... о чем?

— О чем угодно. Хочу слышать твой голос.

— Вы с папашей Квином волнуетесь о чем-то, — блестя жгучими черными глазами, сказал Джуна. — Сделать вам жареного цыпленка на ужин? Думаю, книга эта, что вы мне дали почитать — о Моби Дике, — просто атас!

— Просто великолепна, Джуна.

— Не как та — Горацио Элжерс и прочее. А ниггер там, как его... Кви... Кви...

— Квикег, сынок. И не говори никогда «ниггер». Негр, а не ниггер.

— Ну хорошо... Вот здорово было бы сейчас поиграть в бейсбол! Я бы поглядел, как Бейб Рут всыпал им всем. А чего вы не лечите этот кашель у папаши Квина? А я знаком с футболистами клуба. Я-то видел, как они подают друг другу сигналы...

— Послушай... — Улыбка вдруг тронула губы Эллери. Он притянул к себе Джуну и усадил его на стул. — Ты слышал вечером, как мы с папашей обсуждали убийства Дорн и Дженни?

— Да, — закивал Джуна.

— Скажи мне, что ты думаешь по этому поводу?

— Что я думаю? — Джуна широко открыл глаза.

— Да.

— Думаю, что вы их поймаете.

— В самом деле? — Пальцы Эллери нащупали тонкие, крепкие ребра Джуны. — Слушай, пора уже наращивать мускулы, а? Футбол тут будет кстати... Так ты уверен, что поймаем? Завидная уверенность! Наверное, ты понимаешь, что пока мы далеки от истины?

— Вы что, сдаваться хотите?

— Ну что ты! Конечно нет!

— Вы не должны сдаваться, мистер Эллери! — искренне, горячо воскликнул Джуна. — Моя команда играла в последнем матче — так счет был четырнадцать к нулю. И то мы не сдались. Мы их проучили, хоть и проиграли.

— Как ты думаешь, что мне делать, Джуна? Я прошу твоего совета. — В лице Эллери не было улыбки.

Джуна ответил не сразу. Он напряженно думал. После долгого молчания он отчетливо произнес:

— Яйца.

— Что?! — в изумлении переспросил Эллери.

— Я говорю: яйца. Однажды я варил яйца для папаши Квина. Я всегда осторожно варю для него — он не любит, чтобы было не так. Я переварил их, как назло. Так я выбросил их со злости и начал варить другие. И на этот раз все было как надо. — Он, явно гордый собой, посмотрел на Эллери.

— Да... Плохо на тебя действует окружающая среда, — хмыкнул Эллери. — Ты стянул у меня мой аллегорический метод, признавайся! Джуна, какая богатая идея! Великолепная мысль, в самом деле! — Он взъерошил черные волосы юноши. — Так говоришь, начать все сначала? — Он энергично встал со стула. — Клянусь всеми твоими богами, это свежая мысль!

И он исчез в спальне, а Джуна принялся убирать со стола.

* * *

— Джон, я собираюсь последовать совету Джуны и сжечь все свои построения дотла.

Они сидели в кабинете Минхена в госпитале.

— Я тебе нужен? — Усталые глаза Минхена были обведены фиолетовыми кругами. Он тяжело дышал.