Дело Локвудов - Джон О'Хара

— Нет.

— Или возвращаетесь к старой?

— Да.

— Хотите поговорить обо мне и о том, как я мстила Гарри?

— Да.

— По-моему, эту тему мы уже исчерпали. Непонятно, как получилось, что мы вообще затронули ее. Не думаю, что я доверяю вам, Локи, но вы мне нравитесь. Или, может быть, наоборот: я доверяю вам, хотя не могу сказать, что вы мне по-настоящему нравитесь.

— Жаль. А вы мне нравитесь.

— Я это вижу. Свою жену вы не любите, правда?

— Кажется, нет. Уже нет. Мы ведь давно женаты.

— Были счастливы?

— Да. Я бы сказал — счастливы.

— Смотрите не зазевайтесь теперь. Подвернется какая-нибудь хитрая молодая штучка и окрутит вас вокруг мизинца.

— Сомневаюсь. Я не люблю хитрых молодых штучек. Да и вообще хитрые женщины не по мне. Во время войны, еще молодым человеком, я достаточно их повидал. Среди них были, пожалуй, хитрейшие в мире. Из дипломатического корпуса в Вашингтоне. Для меня они чересчур хитры. Так что я поехал домой и женился на пенсильванской немке. Недурна собой. Умна. Но не хитрая. Хитрая девушка не годилась для моего… — Он чуть было не сказал «Дела», но осекся.

— Для вашего — чего?

— Ну, для жизни, для образа жизни, который я избрал себе.

— Но вы не это хотели сказать.

— Не это? Возможно.

— А что?

Он покачал головой и улыбнулся.

— Не скажу, Марта. И через тысячу лет не скажу.

— Сдаюсь.

— Покажите мне остальную часть дома.

— Можете осмотреть ее в мое отсутствие.

— Это будет не то.

— Верно, не то.

— Тогда после, когда будете готовы.

— Вы настолько богаты, Локи?

— Думаю, да. Но я не собираюсь завлекать вас деньгами. То, чего я хочу от вас, я купить не смогу.

Она бросила на него быстрый, немного встревоженный взгляд.

— Не знаю, как вас понимать. Если это комплимент, то такой, каких мне не говорили еще ни разу в жизни.

— Как же еще меня понимать?

— Я благодарна вам за эти слова, но лучше бы я их не слышала. У меня другие планы.

— Забудьте о них.

— Нет. Дайте мне подумать.

— Итак, после первого июля я буду в Ране.

В первую же неделю июля она стала его любовницей. Он посадил ее в моторную лодку и причалил к южному пустынному берегу, хорошо видному с другой стороны озера. Выйдя на сушу, они углубились в лес. Всю дорогу она покорно шла за ним, точно подчиняясь его команде, и, когда он обнял ее, жадно прильнула губами к его губам, судорожно хватая его за плечи, гладя спину, стараясь прижаться как можно ближе, не отрывая своих губ от его. Потом сбросила с себя юбку, расстелила ее на земле и села, а он помогал ей снять белье. Затем разделся он сам, и уже не было у них времени для нежностей, открытий, ласк, а была лишь жажда взаимного обладания, пока не наступил еще конец света. Они произносили какие-то слова, но слов ни тот, ни другой не слышал; движимые чувством, а не сознанием, они достигли апогея страсти почти в одно и то же время.

Влажные волосы локонами падали ей на лоб, когда она целовала его уставшее тело. Теперь им были слышны голоса, доносившиеся со стороны коттеджей; некоторые слова звучали совершенно отчетливо. Скрипнула ржавая уключина лодки, проплывшей где-то совсем недалеко от них. Ухнула на карусели, на восточном берегу, духовая музыка. Зазвонил колокол на большом катере, отправлявшемся в очередной рейс по озеру. Отдался эхом свисток электрического трамвая в Гиббсвилле.

— Странно, что вначале я не слышала никаких звуков, — сказала она.

— Ты бы оделась. Вдруг забредет сюда кто-нибудь из любителей пикников.

— Почему ты не подумал об этом сразу? — беззлобно спросила она.

— Потому же, почему ты не слышала никаких звуков.

— Хочется искупаться как есть. Вместе с тобой. Поплыть бы к самой насыпи и обратно. А потом полежать опять здесь вдвоем.

— Давай.

— Не смейся, а то я и вправду поплыву. О, это было блаженство, Авраам Локвуд! Вообрази, как далеко мы от того берега.

— Четверть мили.

— Нет! Нет! Повернись спиной и представь себе, сколько пришлось бы шагать в обратном направлении.

— Весь земной шар минус четверть мили.

— Точно. Я рада, что паша первая встреча произошла в этом лесу. Как в саду Эдема.

— Кстати, о саде Эдема; на этой стороне озера водятся змеи, а они похуже любителей пикников.

— Почему же ты об этом не подумал раньше?

— Не мог же я думать о двух вещах сразу.

— Жаль, что здесь нечего больше смотреть. Сколько еще раз мы будем осматривать достопримечательности?

— Видимо, немного.

— Наберем ягод для твоей жены?

— Не надо. Я объясню ей, что мы искали ягоды и наткнулись, на змею. Иногда они попадаются под кустами черники. Никогда не ходи по лесу без палки.

— Я не боюсь змей. Даже люблю их.

— Но они-то об этом не знают. И не пытайся их убеждать.

— Тебе не безразлично, что случится со мной?

— Нет.

— Знаешь, что со мной случилось?

— Что?

— Все. Я полюбила тебя.

— И я тебя полюбил.

— Да, и ты — тоже. На свой манер.

— Чем отличается моя любовь от твоей?

— У тебя мужская любовь, а у меня женская. Моя любовь — на всю жизнь. Ни один другой мужчина уже не сможет обладать мной. Клянусь. Тебе вот придется и дальше жить со своей женой, у меня же второго мужчины не будет. Ты и сам не откажешься от своей жены, а я не вынесла бы другого мужчины. Удивительное и неожиданное для меня чувство, но я действительно его испытываю. Оно появилось уже тогда, когда мы сели с тобой в лодку. Я не хотела, чтобы ты говорил, и ты молчал. В те минуты любое твое слово могло бы прозвучать фальшиво, и ты ничего не сказал. Как будто знал, как сильно меня влечет к тебе. Вот я говорю, говорю, а меня нервная дрожь пробирает. На следующей неделе я должна ехать в Филадельфию, и мы можем провести с тобой ночь в моей спальне. Хотел бы?

— Да. Ты так и не скажешь, чему улыбалась в день нашего знакомства?

— О! Стыдно говорить, но теперь я уж ни в чем не могу тебе отказать, так что придется, видно, признаться. Когда мы с Гарри поженились, он мне многое рассказывал, в том числе о тебе. Он сказал, что тебя прозвали Жеребцом. Извини, но, глядя на тебя, я не могла об этом не думать. До сегодняшнего дня. Не знаю почему, но, пока мы плыли в лодке, я об этом уже не думала. Если бы подумала, то могла бы испугаться. А я не испугалась, правда?